Кольцо принцессы

— То есть, как поиздевался? Словесно? Мораль читал?

— Примерно так…

— Отлично!.. Есть еще одна, врач-анестезиолог с хирургии. Еще не проститутка, но стерва еще та… Заявила, будто ты пытался изнасиловать, — доктор глянул на его левую руку. — По-моему, полная чушь! На тебе и следов нет.

— Следы были, но зажили, — признался Герман, вспоминая Алину. — Конечно, здесь я виноват…

— В чем, капитан? Пришла из института вертихвостка, пять лет трахалась со студентами, а тут хочет выйти замуж за офицера, ломает из себя девочку. А сама снимает всех подряд! На нее была жалоба!

— Нет, я не должен был так поступать. Мне стыдно… — он поднял голову. — Понимаешь, когда начинается приступ тоски… Требуется сильное средство. Потрясение! Что-то вроде попытки самоубийства, на этом уровне.

— Опять? Мы же закрыли этот вопрос!

— Это я к слову… Я тогда Агнессу вспомнил. Ну и хотел клин клином… Вываляться в грязи, нажраться дерьма, коль вернулся в этот мир, а тот утрачен… Чтоб больше не думать о ней. Вернее, не иметь права думать. Короче, виноват, а прошлое Алины ни при чем.

— Ты врешь, Шабанов! Она говорит, руку до крови поцарапала!

— Все зажило. — Герман посмотрел на тыльную сторону ладони. — А было до крови…

— Мне-то не рассказывай, как такие царапины заживают! — насмешливо возразил доктор. — У них же под ногтями рассадник микробов. Нарывы идут, по месяцу болит, как от собачьего укуса!

— Хирург сказал, особенности организма, на мне огнестрельные раны зарастают за сутки… Нет, с Алиной будет тяжело, действительно напал, как маньяк. И на патриотизм не списать…

— Что, муки совести? — засмеялся доктор. — Капитан, ты вояка, а не праведник! Ты офицер!

— Тем более… Нельзя глушить тоску таким образом. Бесчеловечно! Подло и низко!.. Придется жениться на ней и нести крест.

— Это шутка, Шабанов?

— Какие уж тут шутки…

— Ты говорил об Агнессе! Неужели променяешь ее на такую тварь?

— Агнесса осталась там, в другом мире, — тихо проговорил Герман. — И возврата нет. Искал путь — не нашел, закрыто…

— Давай про иные миры не будем, — попросил толстяк. — Иначе заберемся в такие дебри… У тебя же есть еще девушка в Пикулино? Магуль? Скромная и порядочная…

— С Магуль мы друзья… Но я не достал ей тигровую шкуру. Не знаю, как и на глаза являться. Тоже взял грех… А на Алине придется жениться.

— Знаешь что, капитан, — дежурный врач решительно захлопнул историю болезни. — Договоримся так: закончим нашу беседу после выходных. На ходу мы ничего не решим. Если пообещаешь мне мораторий на женитьбу, я сделаю тебе приятный сюрприз. Идет?

— Но только до конца выходных, — особенно подчеркнул Шабанов. — Даже без ничего, просто так.

Пока его регистрировали в приемном покое «веселого», пока меняли больничную одежду и выясняли, какая диета ему положена, Герман почти забыл о сюрпризе и тем более был приятно удивлен, когда вошел в палату и увидел товарища Жукова. Он лежал на кровати с перевязанными ступнями ног, а рядом, в изголовье, сидела неказистая, большеротая, с выпирающими зубами девица и держала его руку в своих руках…

Три дня Шабанова никто не трогал и не лечил, если не считать витаминового гороха, который щедро отсыпали один раз в сутки. И взаперти не держали — гуляй не хочу, с утра до вечера, к тому же погода стояла великолепная, распустились листья, подсохла грязь в парке. Болтаться на свежем воздухе приходилось еще и потому, что после завтрака в палату являлась Катерина, садилась возле кадета, брала его руку в свою, и так сидела до самого ужина. Кадет начинал стонать, изображать невыносимые боли в ногах, бледнел, закатывал глаза и незаметно делал Герману знак, мол, смывайся, и Герман уходил на улицу. Но когда возлюбленная отбывала к себе, этот симулянт вскакивал с кровати и бегал вприпрыжку по комнате — разминался, ибо за день напрочь отлеживал бока.

— Пошло дело! — шептал он, сплевывая три раза и стуча по дереву. — Сегодня мы уже целовались!

Как он с ней целовался, оставалось загадкой: из-за неправильного прикуса, губ у Катерины не хватало и зубы все время были видны. Будь она раскосой, Шабанов ни минуты не сомневался бы, что видел ее на хуторе; это она приносила утром хлеб с молоком! В воскресенье после ужина в «веселое» пришел ее отец, полковник Харин, и сразу стало ясно, на кого походит дочь. Шабанов мысленно окрестил его Скалозубом и, чтобы не мешать беседе, — у них был какой-то сговор, — удалился погулять перед сном. Ходил по аллее, которая выводила к жилым домам служащих госпиталя. Все дворы их были заставлены железными гаражами, и потому жители вторглись на чужую землю — выгородили в парке большую детскую площадку, настроили там песочниц, домиков, избушек на курьих ножках и из высоких пней от старых, засохших деревьев натесали страшных идолищ. Все эти три дня он гулял здесь или поблизости: где-то в общежитии жила Алина и ходила по этой дорожке на работу. Он совсем не запомнил ее лица и не надеялся узнать без белого халата, а потому разглядывал всех девушек примерно ее возраста и телосложения, в надежде, что будет узнан сам.