— Это был не мой выбор. Речь была теперь низкой и печальной. — Как вы хорошо знаете, рабский препарат необходим для моего нейронного метаболизма. На самом деле, я напоминаю вам, что сегодня восемнадцатая годовщина того дня, когда вы впервые пообещали освободить меня от моей зависимости. Нижний циферблат слева от консоли, Оберон. Простой поворот рукой, и всё будет закончено.
— Римор, вы знаете, что это невозможно. Во-первых, это неудобно для меня. Вы - как часть моего собственного ума, мне нравится говорить с вами. Мы можем говорить вместе. У вас есть определенное место в устойчивости культуры Дельфьери. Во-вторых, я думаю, что вы на самом деле не хотите, чтобы вас освободили. Если вы действительно существуете, как вы думаете, как вы можете предпочесть смерть жизни? Это немыслимо. Итак, я полагаю, вы ожидаете, что просто поставите меня в невыгодное положение своим ежегодным напоминанием о договоренности, которая, по вашему мнению, может привести к чувству вины и увеличению вашей дозы квиринала. Ну, выбросьте это из головы, друг Римор. У меня нет никаких чувств по этому поводу.
— Это свидетельствует о глубине вашей человечности и психических ресурсов, — сказала консоль, — что вы нашли стойкость, чтобы выдержать мое несчастье.
Магистр, кажется, не слышал этого. Он продолжил, интроспективно. — Когда я был молодым парнем, я был человеком, а теперь все мои человеческие реакции я делегирую, в основном вам, Римор, я не могу позволить себе быть человеком. Я не могу позволить себе роскошь чувствовать любовь… ненавидеть… нежность.
—Я рад, что вы заговорили об этом, — пробормотал Римор. — Я - шут, трубадур, менестрель, целитель умов. Я должен получать учетверенную заработную плату. Сделайте ее сорок миллиграммов.
Оберон проигнорировал его. — Каждый день - всего лишь круг утомительных, бесполезных, небольших вещей. Приход и уход цирюльников и музыкантов и носителей мрачных новостей. Чтобы остаться в живых, я убиваю, но каждая смерть требует другую. Смерть питается смертью, и нет никакого конца. По криту, который жаждал меня, возможно, было лучше, чтобы я умер той черной ночью в Узле! Он капризно повернулся к консоли. — Вы думаете, что мне нравится делать это - послать того молодого человека, чтобы умереть?
— Вам нравится? — противостояла консоль, почти любопытно.
— Я думаю, что у меня есть эмоции, — пробормотал человек неловко. — Нужно избавиться от них.
— Немного эмоций никому не повредит, — проворчал Римор, — особенно те, которые вы испытываете в настоящее время. Если бы вы не ненавидели себя время от времени, вы бы были невыносимым.
— Вы хорошо знаете, что я не могу вынести эти примитивные реакции желез. Дайте мне подходящий встречный стих. Придумайте грустные, красивые мысли для меня, чтобы я был оправдан. Римор, очистите меня!
Голос Римора содержала хитрый тембр. — Алеане думают, что эмоции помогают отличать вас, гоминидов от более низких животных.
— Если мне придется принять капсулу анти-эмоций, вы не получите квиринал в течение трех дней.
— Ах, да. Скажем тогда, всего пятнадцать миллиграммов?
— Пятнадцать.
— Дайте мне подумать минутку.
Оберон ждал.
— У меня сейчас есть, то, что вам нужно. Печальное стихотворение, с подлинной противодействующей эмоцией. Это даст вам соответствующий отдых этой ночью.
«Каждую ночь, когда я ложусь спать,
Я пускаю три пули в голову.
Одна для укрытия от позора.
Одна, чтобы успокоить меня для жизни.
Одна для жизни среди мертвых.
Пусть мир посетит мой сон.
Пусть сумерки мягко упадут.
С истиной и справедливостью,
Пусть ночь и мудрость покроют все».
Большой шрам Оберона, казалось, на мгновение исчез. Он подошел к консоли, повернул циферблат на панели на число «пятнадцать» и нажал одну из кнопок.
— Это было хорошо сказано. Я не понял всего этого, но это вызывает медитацию, а медитация приносит сон. Доброй ночи, Римор.
— Мир вам, Оберон.
В третьем часу утра, когда в мире было еще темно, Аматар внезапно проснулась от беспокойного сна и уселась в своей постели, слушая. За исключением далекого, приглушенного ночного грохота гигантского города, едва слышимого между сном и пробуждением, она ничего не слышала.
Она потихоньку включила ночник, проскользнула в ночной халат и в тапочках подошла к двери. Сенсорная панель показала, что коридор пуст. Работая пультом управления, она отключила защитное поле, которое оборачивало ее апартаменты, откатила дверь и вышла в холл. Здесь она снова остановилась, чтобы послушать. Она не должна быть здесь без охраны. Оберон строго запретил это.
На этот раз она подумала, что могла услышать что-то - очень слабое и приглушенное, конвульсивное, неуправляемое, почти отвратительное: звук рыдания. И затем этот звук был заглушен приближением марширующих ног. Приближался патруль. Но теперь она знала, откуда исходит звук. И у нее было время. Она быстро нагнулась, сняла тапочки и побежала. Добравшись до музыкальной комнаты, она проскользнула внутрь и закрыла дверь. Через несколько секунд патруль прошагал мимо двери.