Кольцо Риторнеля (ЛП)

Внутри была странная размытая смесь звуков, запахов, дыма и смеха. Небольшая группа, в основном женщины, смотрела на экран визора. Даже без объяснения диктора Джимми сразу понял, что это такое. Горящий Террор. Все это транслировалось с единственного спутника Террора, вместе со звуком. Можно было услышать низкий жуткий стон пламени и шипение пара, поднимающегося в отвратительных облаках от кипящих морей. Вся жизнь, конечно, надолго исчезла. Диктор говорил: — Жернова правосудия мелют медленно, но они мелют более тонко. И какова будет судьба этого страшного мира? Когда пожары достаточно утихнут, к железному ядру будет пробурена большая шахта, и туда будут помещены взрывчатые вещества. Террор будет отбуксирован далеко внутрь Узла и там разорван на кусочки - вечный урок для тирании...

Джимми подошел. Конечно же, Омир был там, прямо посередине. Джимми нахмурился. Иногда было трудно забрать Омира от женщин. Джимми не нравились женщины. У него было очень смутное воспоминание о его матери, которая умерла, когда он был очень маленьким. Но он был уверен, что она не имела ничего общего с этими созданиями.

И теперь одна из них заметила его. Она хлопнула Омира по плечу и резко окликнула. — Эй, малыш! Присоединяйся к нам, малыш!

Его брат повернулся на вращающемся табурете и посмотрел на него.

— Привет, Джим-мальчик. Секретная усмешка, известная только Джимми, распространялась через юное лицо. Каждый раз, когда Омир так делал, сердце мальчика начинало колотиться. Не имело значения, что лицо было преждевременно покрыто морщинами и отвратительно светилось под тусклыми синими потолочными светильниками. Это было самое красивое лицо в мире. Но теперь к делу. Джимми сказал категорично: — Тебе необходимо подготовиться к генеральной репетиции коронации сегодня днем в Большом Доме.

Омир вздохнул. — Еще одна ночь, убитая ледяной гранью невинности. Да, коронация. Он сделал глоток из своего стакана, затем неуклюже поставил его на «струну», где он чуть не опрокинулся. — Логика. Когда все остальное терпит неудачу, он отступает в логику. Логика не имеет смысла. Если ты продолжишь, дорогой младший брат, мы передадим тебя адвокатам. Репетиции? Почему я должен волноваться о репетициях? Пока я здесь, работая пальцами до костей, где выдающийся предмет моей новой эпопеи? Я тебе скажу. Оберон находится на охоте, отлично проводя время. Разве он волнуется по поводу репетиций?

Джимми протиснулся поближе и взял Омира за рукав. — Какое это имеет отношение к тебе? Оберон - Магистр. Он может делать все, что угодно. Его голос становился тревожным. — Но перед репетицией тебе нужно отдохнуть.

У Омира, казалось, ответ был уже готов. Он начал напевать. — Если ты заставишь меня лечь спать, то я пущу пулю в голову. Возможно, две, если ты настаиваешь. Трех, должно быть, будет достаточно.

Джимми усмехнулся. Это означало, что его брат пойдет спокойно. Он собирался помочь Омиру спуститься с барного сиденья, когда кто-то спросил позади него: — Кто ваш молодой друг, мистер Андрек?

Джимми повернулся и посмотрел с любопытством на говорящего. Мужчина, если бы его можно было так назвать, явно не был уроженцем Горис-Карда. Джимми никогда прежде в его жизни не видел никого, похожего на него. Он был одет в бледно-синие одежды Большого Дома, и на каждом отвороте были восьмирукие паукообразные знаки отличия, которые указали на его профессию. Он был врачом. На каждой руке была белая перчатка. Его голова и шея были покрыты синим капюшоном. Джимми подумал на мгновение, что капюшон покрыл даже его глаза, пока глаза не моргнули. Только тогда он заметил, что в капюшоне было два отверстия для глаз. И каких глаз! Казалось, что они мерцают странным, синим излучением, будто освещенным изнутри черепа. Джимми вздрогнул.

Но Омир просто рассмеялся. — Доктор, — сказал он, — это - мой брат Джеймс.

Руки доктора в перчатках схватили друг друга, чтобы образовать круг, по образу Риторнеллианцев, и он поклонился. — Мы едины в Риторнеле, — пробормотал он.

— С Риторнелем мы вернемся, — ответил Джимми вежливо.

Все это, казалось, сильно забавляло Омира. — Ты должен быть осторожен с доктором. Он действительно верит в Риторнель. Можно подумать, он изобрел все это.

Голубые огни в глазах врача, казалось, вибрировали. — Каждый человек обязан сформулировать своих собственных богов, — сказал он мрачно. И затем, пока он живет, следовать до конца. Только тогда он может принять серые одеяния пилигрима, для последнего путешествия, для своей награды и своего избавления. Только тогда он сможет принять смерть.

— Не пугайся, Джим – мальчик, — сказал Омир со слабой ехидцей. — Хороший доктор не совсем готов умереть. Он ожидает Знака.

— Знака? — спросил озадаченный Джимми.