Кольцо с бирюзой

Всю следующую неделю Ксанте чувствовала некое умиротворение, словно удачно выдержала тяжелое испытание. Видения являлись все реже и быстро исчезали. Желудок беспокоил ее только по утрам, а Нерисса заботилась о том, чтобы ей доставалась легкая работа, освобождая от длительной работы на кухне: то отправляла ее с записками, то приказывала нарвать цветов, и у Ксанте находилось время полежать в постели.

Но вот из Венеции снова прибыли женихи и вместе с ними ее безымянные страхи. Вечер свадьбы Порции с Бассанио ди Пьомбо был один из самых мрачных в ее жизни.

Ксанте попросила Нериссу никому не говорить о ее состоянии, и Нерисса пообещала: хотя, по крайней мере, Порции нужно будет вовремя сообщить об этом, пока же она ничего никому рассказывать не будет. Однако Порция, вообще редко замечавшая Ксанте, казалось, уже сама догадалась обо всем и даже о том, что виновник — Ланселот. В самый день своей свадьбы она уже собралась изгнать его из «Бельмонта», и Ксанте ликовала. Но Нерисса замолвила словечко за слугу, и его оставили. Возможно, не зная всего о подлом поступке Ланселота, Нерисса считала: только ущемленная гордость или какая-то мелкая любовная обида заставляет Ксанте пренебрегать отцом ее ребенка. Ксанте догадывалась об этом, но страх громко заявлял о себе: ведь Нерисса — христианка, как и Ланселот, а все христиане связаны между собой, и глупо было с ее стороны доверять кому-нибудь из них.

В эту ночь видения мучили ее особенно сильно.

Ксанте стояла у стола в большой гостиной, держась на расстоянии от Ланселота, который стоял за креслом Бассанио, одетый в переливчатую синюю ливрею с вышитым гербом ди Пьомбо — бескрылой птицей. Праздновали свадьбу Порции, и вино лилось рекой, а новые гости все прибывали. У богатых соседей было принято являться в «Бельмонт» в любое время — в завтрак, обед или ужин, поэтому она не обратила особого внимания на двоих молодых людей, пока женщина не откинула капюшон плаща и не открыла свое лицо — лицо Лии Гоцан.

Ксанте застыла на месте, не заметив, как Нерисса взяла поднос у нее из рук, не слыша приветствий и поздравлений, которыми обменивались гости, до тех пор, пока наконец не поняла, что молодая женщина, стоящая перед ней, не призрак, а существо из плоти и крови и лицо у нее самое настоящее.

Тогда она отступила назад и стала внимательно прислушиваться к разговорам, постепенно все понимая.

* * *

Она сидела в темной комнате наверху, наблюдая за тем, как Бассанио ди Пьомбо и Грациано Пезаро садятся на корабль, идущий в Венецию, и как потом, часом позже, Порция, переодетая в мужское платье, тащила кого-то за собой — может быть, это была Нерисса? — к пристани. Возможно, Порция хотела догнать своего мужа или следовала какому-то своему безумному плану.

Снизу до Ксанте доносились звуки продолжающегося веселья: смех, музыка, обрывки песен. Она сидела, глядя в ночь, ни о чем не думая.

Когда совсем стемнело, Ксанте увидела, как женщина, закутанная в плащ и с факелом в руке, вышла из дома и пошла в сторону часовни.

Ксанте встала и зажгла тонкую свечку.

Джессика ди Скиммиа, преклонив колена перед образом Марии, молилась, когда Ксанте вошла в маленькую церковь. Факел был укреплен на стене, а голова женщины склонилась между двумя высокими свечами. Ксанте тихо покашляла, и Джессика испуганно вскочила на ноги.

— Кто вы?

Ксанте подняла руки, успокаивая ее.

— Всего лишь служанка, — сказала она. — Не бойтесь меня.

Джессика сложила руки на груди.

— Вы пришли помолиться?

— Нет, я… — Ксанте подошла к ней и села на церковную скамью. — Я пришла поговорить. Я когда-то жила в Толедо.

На лице Джессики мелькнула темная тень, как от крыла птицы.

— Я ничего не знаю о вашей стране, синьора, — сказала она.

— Вы — вылитая ваша мать. Я ее знала.

Джессика глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

— Habla usted espanol?[58]

Ответ прозвучал резко:

— Нет.

— Возможно, вы мне не доверяете, — настаивала Ксанте, приветливо улыбаясь. — Что вам известно о вашей матери, синьора?

— Ее отец был идальго, — ответила Джессика с ноткой гордости в голосе. — У нее было христианское имя. Но мой отец звал ее Лией. — Она вздохнула. — Я ее никогда не знала. Она умерла при моих родах.

— Ее убила инквизиция.

Джессика резко вздохнула.

Ксанте склонилась вперед, глаза ее сияли.

— Она была смелая. Ее знали в городе! Она… — Ксанте вдруг остановилась. Джессика сидела совершенно неподвижно, как будто в шоке. «Она не знает об этом, — подумала Ксанте. — Она ничего не знает».

Более мягким тоном она снова начала:

— Ваша мать ничего не боялась. Она могла бы выйти замуж за сына самого богатого идальго, но она полюбила вашего отца и выбрала его. Рассказать вам, какой она была?

Ксанте уловила быстрый жадный взгляд в глазах Джессики, и потом вдруг между ними как будто упал занавес.

— Я не хочу ничего о ней знать, — сказала она. — Возможно, если бы я узнала вас раньше… — Она помолчала, потом покачала головой. — Ее прошлое — теперь не мое.