— Как и на меня, — повторила она. — Что ты имеешь в виду, Шейлок Бен Гоцан?
Шейлок поднял ее, как будто она весила не больше кошки.
— Когда-то ты была христианкой. И все-таки я тебе доверяю.
Он целовал ее, развязывая ее покрывало. Оно упало на чисто выметенный пол вместе со шпильками, удерживавшими ее скрученные кольцами косы, и волосы рассыпались, закрывая плечи. Шейлок погрузил лицо в пышную массу волос и шепнул ей на ухо:
— Каждым вздохом я славлю Господа!
Глава 6
Зимой в Толедо впервые провели аутодафе[27]
.Все арестованные были испанские евреи, обращенные в христианство, и каждого хватали поодиночке, без свидетелей, так что их друзьям и семье казалось, будто они просто исчезли с лица земли. Лишь постепенно, из разговоров шепотом на рыночных площадях и во дворах старого еврейского квартала, все выяснялось. Святое Братство хватало и отдавало мужчин инквизиторам церкви. Никаких официальных объявлений об их арестах и тем более об их местонахождении не было. Но все пятеро мужчин были новообращенными, и ни один из них не любил свинину. Что с ними произошло, было понятно.
Через две недели после исчезновения мужчин появилось объявление в соборе, а для неграмотных священники во время проповеди в воскресную мессу сообщили, что публичный трибунал, аутодафе, состоится в следующую субботу на площади Сокодовер. Родственники арестованных переглядывались с надеждой и страхом.
В назначенный день епископ Каспар де Квирога Толедский взошел на красный трон на верхнем ярусе платформы, воздвигнутой в дальнем конце площади, рядом с аркой в форме замочной скважины, откуда виднелась река Тахо. Он восседал под желто-оранжевым балдахином, крепко держа в руке посох с крестом. На скамьях по обе стороны от него расположилось духовенство ниже рангом, лишь кое-где здесь виднелись красные мантии и шапки. Тут же сидели монах с тонзурой и священник в черной рясе, которого называли Лопе, хотя его настоящее имя было Хайм. Он выглядел больным — лицо у него было зеленое.
Дул резкий ветер, но наблюдавших согревало тепло, исходившее от толпы. Толпящиеся на площади толедцы расступились, как волны Чермного моря[28]
, пропуская донов города, правящего коррехидора, регидров более низкого уровня и, наконец, кабальеро, одетых в праздничные доспехи, сделанные из серебра, привезенного из Нового Света. Они прошли мимо нового загадочного высокого предмета, скрытого под покрывалом в центре площади.Шейлок, вместе с Лией наблюдавший за происходящим с удобного места у южного прохода под аркой, почувствовал, как застыла его жена, и проследил за ее взглядом, когда в ряду ниже клира стали занимать места рыцари — аристократы. На скамье, обитой зеленым бархатом, он увидел Себастьяна де ла Керду, своего тестя, который смотрел мимо него, как и в тех трех случаях со дня свадьбы, когда их пути пересекались в ненавистном соборе. Не смотрел он и на Лию. Сейчас жесткий взгляд де ла Керды был направлен на что-то непонятное в центре площади. В своем наряде из зеленого шелка и в черной шляпе выглядел он сегодня величественно.
Шейлок похлопал жену по плечу.
Толпа зашумела: вывели заключенных. Их было только четверо, и анусимы, тайные иудеи, ради своей безопасности рассеявшиеся в толпе, вытягивали шеи, взволнованно высматривая, кого же пятого нет среди тех, кто шел в санбенито — балахоне с нашитыми спереди и сзади крестами святого Андрея желтого цвета. Закованные в кандалы заключенные высоко держали головы под высокими желтыми колпаками, разрисованными пламенем и карикатурными изображениями пляшущих чертей. За несчастными верхом на лошадях ехали стражи Святого Братства с символами ордена, крепко сжимая в руках длинные пики.
Один за другим заключенные подходили к грязной площадке перед трибуналом. Одного за другим их допрашивал священник инквизиции: «Верите вы в то, что Иисус — Бог? Верите вы в то, что его матерью была Дева Мария? Верите вы в то, что папа — наместник Бога на земле?» Каждый соглашался, что все это правда, и признавался в своей ереси. У каждого конфисковали имущество и приказали носить санбенито три года. Жены и дети этих мужчин и их родители кинулись к ним, плача, но их увели двоих в ссылку и двоих снова в тюрьму.
Шейлок знал их всех и шепнул это Лии. Лишь один из них был настоящим членом общества анусимов, настоящим тайным иудеем. Но без помощи отца Хайма (который теперь был близок к тому, чтобы упасть в обморок на своей высокой скамье) разошелся слух, что остальные трое были арестованы по одному только подозрению в иудаизме: горящие свечи, хотя в вечер пятницы все еще было светло, как днем, покупка на базаре алхерас вместо добрых испанских свиных сосисок.