Кольцо с шипами Карина Рейн (СИ)

Разворачиваюсь, нахмурившись, потому что не понимаю, что она имела в виду, и в самой середине зала среди танцующих пар замечаю Демида в компании стройной брюнетки; они оба друг другу улыбаются и о чём-то разговаривают, и при этом их лица находятся достаточно близко, что предположить, что разговор весьма интимный.

С простыми знакомыми так себя не ведут.

Неделя в обществе обходительного Демида встаёт комом в горле: очевидно, вся его напускная забота была лишь для того, чтобы каждую ночь на протяжении всех семи дней делить со мной постель и делать меня своей законной женой; пусть я и согласилась на это добровольно, сейчас всё равно внутри стало как-то пусто и обидно.

Музыка меняется, и Демид отпускает талию брюнетки, но руку продолжает держать в своей и выводит её из круга танцующих прямо в мою сторону; её белоснежное платье и его чёрный костюм навевают неприятные ассоциации, и я чувствую, как меня начинает мутить. И всё же гордо приподнимаю подбородок и придаю лицу равнодушный вид, чтобы никто не догадался о том, как это всё на самом деле меня задевает. Демид замечает меня на полпути, и улыбка на его лице блёкнет; понимаю, что расплачусь, если он начнёт объяснять, откуда знает эту лучезарно улыбающуюся девушку, крепко вцепившуюся в его руку мёртвой хваткой, и поворачиваюсь обратно к Николаю, нацепив на губы улыбку.

— Прошу прощения, где здесь уборная? У беременных сами понимаете, режим совсем не тот, — извиняющимся тоном спрашиваю.

Николай нисколько не смущается — просто понимающе улыбается, а Александра хмуриться, вспомнив о моём «положении». Мужчина жестом указывает мне направление, и я покидаю пару прежде, чем до нас успевает добраться Демид. Уборная оказывается абсолютно пустой, и я совершенно не сдерживаю ядовитых слёз обиды. Господи, и зачем я только сюда приехала! Лучше бы и дальше жила в неведении, считая, что у нас с ним есть шанс на нормальную семью… Это второй наш совместный выход в свет, и каждый раз я наталкиваюсь на его бывших и, судя по всему, настоящих тоже. Нужно было позволить ему вышвырнуть нас с отцом за дверь теперь уже Пригожинского дома — уверена, что мы нашли бы выход из ситуации; а теперь я обречена до конца жизни жить под одной крышей с человеком, который за моей спиной развлекается с другими. Знал бы, где упасть — соломки подстелил бы, вот только теперь поздно что-то делать.

Вспоминаю свою фразу, которую сказала Демиду перед его уходом и горько усмехаюсь — он сполна воспользовался моим советом.

А я по собственной глупости угодила в капкан.

Интересно, на что он рассчитывал, когда звал меня сюда? Что я решу остаться дома и никогда не узнаю, что в его жизни есть кто-то кроме меня? Хотя я на его месте и вовсе не предлагала бы жене появляться там, где она может застукать его с другой. Как у него вообще хватило ума или на худой конец наглости на то, чтобы так вести себя — да ещё в присутствии стольких свидетелей?!

Делаю несколько глубоких вдохов и вытираю потёки туши под глазами: сидеть здесь дольше я не могу; да и в любом случае мы живём на одной территории, когда-то нам всё равно придётся поговорить. Из-под слоя тонального крема и пудры, которыми я тоже воспользовалась перед выходом, не было видно красных пятен на лице — они всегда проступают, когда я плачу; обновляю туш на ресницах, немного освежаю помаду — на всякий случай — и покидаю своё убежище.

Демид по-прежнему стоит рядом с Николаем, только на этот раз не прикасается к своей спутнице, хотя та явно была бы не против стоять поближе; пытаюсь не пускать на лицо отпечаток горечи, но и выглядеть весёлой сил тоже нет, поэтому я решаю придерживаться нейтральной отстранённости и радуюсь, что Пригожин в тот день так и не развенчал ложь о моей беременности — теперь это можно использовать как прикрытие в любой неприятной для меня ситуации.

В конце концов, я могу просто уйти, и никто меня за это не осудит.

Муж не мог устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, и то и дело бросал взгляд на часы; я впервые видела его таким.

Он… нервничает?

Первым меня замечает Николай; в его глазах загорается волнение — так обычно на своих дочерей смотрят отцы, которых заботит состояние их детей.

— Выглядите очень бледной — с вами всё в порядке?

Демид моментально переключает на меня своё внимание, и в его глазах я тоже вижу искреннее беспокойство вперемежку с растерянностью и чем-то ещё?

Неуверенностью?

Слабо улыбаюсь перед тем, как ответить, и стараюсь не встречаться взглядом с Пригожиным — боюсь, что приобретённое самообладание снова развалится как карточный домик.

— Должно быть, ещё не совсем отошла от болезни, — обращаюсь к Николаю. — Это пройдёт.

Я не вижу лица Демида, но чувствую кожей его прожигающий взгляд; настолько прожигающий, что щёки начинают полыхать не то от страха за собственное будущее, не то от стыда за то, что муж «крутит» роман прямо у меня под носом. Никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько незащищённой и растерянной, как сегодня, и я жалела о том, что не способна отключать чувства.

Щёлкнул пальцами, и ничто не волнует.