Кольцо с тайной надписью

Но, судя по выражению ее лица, Эмма Кликушина вовсе не собиралась сердиться на меня за это. Наоборот, она заметно успокоилась, узнав, что беседа будет предельно краткой и поверхностной. И тут мой внутренний голос, этакое сыщицкое второе «я», вкрадчиво шепнул мне: почему? Ответ напрашивался сам собой. Она в курсе дел мужа, она знает, почему в него стреляли, но нам Эмма ни за что этого не скажет. Возможно, она не знает наверняка, но подозревает. Подозревает – и будет молчать. Теперь надо разговорить ее. Полегоньку, потихоньку, чтобы она и сама не заметила, в какой момент вопреки своему решению скажет мне правду. Кто я для нее? Всего лишь девушка из полиции, которая только что чуть ли не открытым текстом призналась, что ей нет никакого дела до того, кто и почему пытался убить Михаила Кликушина. Эмма решила, что опасность миновала, и немного расслабилась. Надо и дальше усыплять ее внимание, и, когда она расслабится окончательно, она проговорится. Потому что невозможно знать что-то и не выболтать это хоть раз в доверительной беседе.

… Отлично, значит, у нас будет доверительная беседа.

– Вы не скажете мне, как вас зовут?

– Кликушина Эмма Григорьевна.

– Год рождения?

– Одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой.

– Да ну? – радостно воскликнула я. – Надо же, мы с вами ровесники! – Положим, это неправда, то есть не совсем правда, словом, обыкновенная ложь, но какая разница, в конце концов? Мои паспортные данные она все равно никогда не увидит. – А когда ваш день рождения?

Эмма заколебалась.

– Двадцать девятого февраля, – наконец созналась она.

– Вот это да! – проговорила я восхищенно. – Потрясающе!

– Ну, ничего хорошего в этом нет, – возразила Эмма с намеком на улыбку. – По-настоящему удается отпраздновать день рождения только раз в четыре года, представляете? А в остальное время отмечать либо двадцать восьмого февраля, либо первого марта. Просто ужас какой-то!

– А я так не думаю, – заявила я. – Я читала где-то, что те, кто родился в этот день, очень талантливые и уникальные люди, и вообще, им всегда и во всем везет.

Эмма задумалась, очевидно, оценивая себя с этой точки зрения.

– Не знаю, – с сомнением проговорила она. – Правда, я тоже что-то такое читала, но я не слишком во все это верю.

– Почему? – притворно удивилась я. – Каждый человек хоть в чем-то талантлив, и каждый по-своему уникален. Разве не так?

– Конечно, – согласилась Эмма. – Ох! Вы не будете против, если я чего-нибудь выпью? Я до сих пор не могу опомниться от… от того, что произошло.

Так, мысленно возликовала я, контакт налажен. Если в твоем присутствии свидетель позволяет себе выпить, это значит, что он уже тебя не опасается. И потом, в состоянии подпития легче развязывается язык. Так что пейте, дорогая, не стесняйтесь. Попутного ветра!

– Делайте что хотите, – сказала я. – Только… Вас не затруднит налить и мне чашечку кофе? Дело в том, что я… – я выдавила из себя конфузливую улыбку. – Просто ваш муж был первым раненым, которого я увидела. Я ведь совсем недавно работаю.

В глазах Эммы вспыхнул огонек понимания. Страшная сыщица превратилась в обыкновенную дурочку, которая даже вида крови боится. Я сделала жалобное лицо.

– Сейчас я принесу нам чего-нибудь, – сказала Эмма, поднимаясь с места.

Стало быть, она и я уже «мы». Это местоимение о многом говорит. Нет, контакт точно налажен. Дело за немногим: выпытать, кто и отчего мог иметь на господина Кликушина зуб. Отчего-то мне все больше и больше казалось, что этот зуб был связан с его профессиональной деятельностью.

Эмма исчезла в направлении кухни, и как только она скрылась из поля зрения, на круглом столике истошно заверещал сотовый телефон. Повинуясь непреодолимому полицейскому импульсу, я схватила его, посмотрела на номер звонящего и быстро переписала его себе на чистый лист блокнота, после чего сбросила звонок и вернула аппарат на прежнее место. Когда Эмма вернулась, я с умным видом сидела на все том же антикварном кресле и смотрела в окно.

– Я принесла вам кофе, – сказала она.

Я сделала храбрую попытку покраснеть.

– Ой, мне так неловко утруждать вас… Спасибо, большое спасибо!

Эмма села на диван, закинула ногу за ногу и принялась тянуть из высокого бокала прозрачный напиток. Я притворилась, что пью кофе. Притворилась – потому что умный оперативник никогда не станет есть или пить в гостях у лица, хоть каким-то боком причастного к преступлению. История знает случаи, когда такие мирные посиделки заканчивались довольно-таки плачевным образом.

– Ну так что? – спросила Эмма, покончив со своим коктейлем. – Будем продолжать допрос?

– Это не допрос, – возразила я, – а просто сбор данных. Типа что за человек был ваш муж, чем он занимался, где работал и так далее.

Эмма кивнула, показывая, что она понимает суть дела.

– Мой муж, – сказала она, – торговал колготками.

Признаться, я немного опешила, и поэтому ничего более умного, чем «да?», мне в голову не пришло.

– Ну да, ну да, – нетерпеливо сказала Эмма. – Он возглавлял фирму «Ландельм», которая занималась ввозом колготок из Италии и других стран. Очень выгодное дело.