Тегеранская конференция, сообщения о совместных действиях СССР, Англии и США, несломленное сопротивление Франции — все это было предвестием конца нацистской Германии, победой демократии. Все вызывало в лагерных зонах подъем и надежду на справедливость. Пусть и чудовищно запоздавшую.
И грустно, и смешно: почти две недели в приисковых столовых заключенным на второе давали… манную кашу. Как в детских садиках. Ничего другого на складах Колымснаба не было. Огромные чаны в двух квасильных складах совхоза «Сусуман» стояли пустые и выскобленные.
Весна сорок четвертого была на Колыме бурной и спешливой. Страда на совхозных полях кончилась за две недели. Капуста пошла в рост как-то очень смело, на поля было приятно смотреть. Морозов ходил козырем.
И вдруг — записка от агронома Потоцкого: опасность! Массовое распространение капустной мухи. Что это значит, Морозову искать в учебниках не надо. Знал, что урожай под угрозой.
Он поехал на второе отделение.
Стефан Потоцкий уже показал себя дельным специалистом и неплохим организатором. Для лидерства у него не хватало веры в собственную правоту — болезнь многих специалистов, прошедших лагеря. Потоцкого лагерь сделал «закрытым» человеком: он не торопился высказать свою точку зрения, больше слушал, а не говорил. Это делало его одиноким. И теперь, когда мысль Морозова постоянно возвращалась к одной заманчивой цели — уехать на побережье, где и работать интересней, и можно быстрей попасть на самолет или корабль, чтобы покинуть Колыму, — об агрономе Потоцком хотелось думать как о преемнике на посту главного. Руководство вторым отделением было для Потоцкого трамплином к переходу на место Морозова. Об этом Сергей сказал ему честно. И, кажется, напугал.
Хотелось, чтобы Потоцкий освоился с этой мыслью.
Тем временем в совхозе неожиданно сменился начальник, приехал из Магадана Рубцов, договорник, член партии, зоотехник по специальности. Морозов немного знал его по Дукче как специалиста вдумчивого и умного. Они быстро нашли общий язык. «Ваши дела — это ваши дела», — сказал Рубцов при первом же разговоре, давая понять, что полеводство не его сфера деятельности.
Жалко было капитана. Его отправили начальником какого-то штрафного лагеря. Попрощались они дружески. Оглядевшись, капитан сказал:
— Ты вот что… Между нами… Остерегайся майора Тришкина, он копает под тебя. Может запрятать. Правда, после такого доверия к тебе со стороны Сидорова ему трудней, но все же остерегайся.
Совет не просто дружеский, а оберегающий. Он только укрепил желание Морозова уехать в Тауйск, о котором говорил ему Табышев. Кораблин будет противиться, это ясно. Хотелось, чтобы и он поверил в Потоцкого, как в достойную замену. А тут капустная муха, урожай под угрозой!..
Три дня Морозов провел на втором отделении. Работа с сулемой, которой поливали каждый кустик капусты, требовала строгости и предельной осмотрительности: сулема — яд, а что на уме у сотни заключенных женщин — не узнать. Для самоубийства — два глотка, и конец мучениям, жизни. Ответственность — на агрономах.
Это были напряженные дни, работа, к счастью, закончилась благополучно. И только тогда Морозов доложил о неприятности Кораблину. Конечно, высказал свое удовлетворение Потоцким как организатором и агрономом. Кораблин понимающе улыбнулся.
- Готовите себе смену?
- Так точно. Не скрываю. У меня растут две девочки. Колыма не для них, пора увозить.
Кораблин ничего не ответил, только пробарабанил пальцами по столу. И заговорил о голоде, давая понять, сколь нужна сегодня приискам продукция совхоза.
До согласия управления на его отъезд было, конечно, далеко.
Но в тот же вечер Морозов написал письмо Михаилу Табышеву с напоминанием о Тауйске. Если бы вмешался кто-нибудь из власть имущих в Магадане! Как бы это облегчило проблему!
А жизнь подбрасывала свои проблемы — неожиданные и опасные.
2
Сергей Иванович заканчивал обход первого и второго блока, когда ему позвонили из конторы, чтобы пришел. Поморщился, но отнекиваться не стал, только глянул на третий блок — его можно обойти позже. Успел прошагать полпути до конторы, а оттуда навстречу бегут Рубцов, Романов, секретарша, кладовщик- с испуганными лицами, с криком: пожар на агробазе! И тычут руками в ту сторону.
Он оглянулся. Над третьим блоком подымался и клонился под ветром столб дыма, понизу желтело пламя.
Обгоняя всех, Сергей Иванович побежал назад. Что только не возникало в разгоряченной голове! Ну да, затопили печи, тепличницы по утрам всегда торопились, за ночь нахолодало; среди них три новеньких, неопытных. Или растопку уронили, или где-то рухнул старый свод, а рядом перегородка, огонь лизнул по ней и пополз вверх по рамам… Сердце готово было выскочить. Тришкину чистый повод шить дело.
Он прибежал, когда слесарь и пилорамщик в два ствола сбивали пламя. Жарко шипели горевшие доски, испуганно бегали с ведрами тепличницы. Он одним взглядом оценил обстановку, скомандовал:
— Откройте все краны! Ведрами, ведрами по стенам! Мужики — на крышу, выбить крайние рамы!