Читаем Кольцо Сатаны. (часть 2) Гонимые полностью

От конторы шел, размахивая руками, начальник совхоза. Бледное лицо его было испуганным, видно, только что с инструктажа. Не поздоровавшись, сказал:

- Чрезвычайные меры. Всех — только с конвоем, даже доярки и телятницы. Строжайше! На Челбанье расстреляны пять «контриков». Вроде бы вышли из барака с флагом, демонстрация. Застрелили на месте. Твои ученые где?

- Под конвоем. А ведь дело делали.

- Ты это… Не встревай. Майор Тришкин лично расстрелял утром двоих прямо в камере. Вроде песню пели, услышал — и в упор. Военное положение все оправдывает.

- А как же возчики на конбазе? Заготовка дров? Сенокос?

- Агробазу и фермы приказано огородить проволокой.

- И вышки? Но коров надо выводить хотя бы на прогулку, вы уж разъясните им, пожалуйста. Коровы приказа не понимают, а скотники за них отвечают, побегут — и под пулю.

- Скажу, конечно. Но вы с Хорошевым должны знать. Надо, чтобы колышки ставили, размечали территорию под ограждение. Голова кругом, не знаешь за что браться! Побегу в лагерь, там новенькие.

Начавшаяся война предвещала колымчанам новые тяготы. Из поселка до агробазы уже доносилась громкая и бравурная музыка. По трассе шли редкие машины. На зеленых капустных полях резко выделялись черные квадраты бригад.

В клубе состоялся митинг, пригласили и агрономов. Выступил начальник политотдела Сенатов. При каждом упоминании имени Сталина зал вскакивал, гремели откинутые сидения, аплодисменты. Сенатов говорил о скорой победе над фашизмом и о мировой социалистической революции, которая грядет за победой. И о стойкости пограничников, воспитанников Берия, о незыблемости западной границы. Выступил и Нагорнов, заикаясь более обычного, он требовал безусловного выполнения планов по золоту, поиску новых месторождений и подал мысль, чтобы ни одно подразделение не прекращало работы, пока не будет выполнен план. Ему тоже хлопали и кричали «ура».

Нагорнов эффектным жестом показал на кучу бумаг, завалившую длинный стол:

- Выражением всеобщего патриотизма и веры в дело Сталина, его соратников Берия и Молотова являются вот эти заявления с просьбой послать на фронт. Наш фронт сегодня здесь, товарищи! Вы даете золото, необходимое для фронта. Мы не позволим, чтобы добыча этого стратегического металла уменьшилась хотя бы на один грамм. Мы берем новые обязательства…

Тотчас же захлопали, но без особого энтузиазма. Это уже не лозунг, а приказ. Понятно, никого отсюда на фронт не пошлют. Дело не только в золоте…

Ближе к вечеру в совхозный лагерь прибыл женский этап, почти двести человек. Совхозу повезло. А у Сергея ёкнуло сердце: вдруг из Эльгена? Вдруг и Оля?..

Он отправился на вахту.

Новенькие были еще в бараках. Начальник УРО лениво перебирал стопку карточек, вздыхал: работаем…

- Откуда этап? — спросил Сергей.

- С бору по сосенке. Очистили пересыльные пункты, камеры теперь под фрицев готовить надо. Эти бабы сидят давно, все больше от «седьмого-восьмого», которые за колоски по восемь годов получили. Ну и члены семей врагов тоже. «Индигирка» привезла. Берешь к себе?

- Сперва зоотехника позови, пусть отберет доярок, телятниц, жаловался, что недобор. А потом уже на агробазу. Работа есть. С материка продукты не скоро получим.

Перед сном Сергей написал сдержанное письмо в Эльген. Взвешивал каждое слово. Знал, что до адресата письмо прочитают проверяющие. И не один раз прочитают. Сообщал, что задуманная им поездка на опытную станцию пока что невозможна. Такие обстоятельства.

Кораблин вдруг вызвал к себе Хорошева и Морозова. Он сидел за столом неузнаваемо изменившийся, видно, день получился не очень складным, лицо темное, под глазами мешки, на вошедших посмотрел медлительным стариковским взглядом. И показал на стулья.

- Мы получили предписание генерала Комарова. Требует оперативно организовать на каждом прииске и предприятии подсобные хозяйства. Поставка овощей и картофеля в Нагаево с «материка» прекращается. Полагаю, что полностью. Вы обязаны помочь приискам наладить у себя производство. Пашню, парники и все такое. Придется поездить.

- Но в совхозе нас только двое, — сказал Хорошев. — Нельзя оставлять без присмотра и поле, и тепличное хозяйство, строительство, — и посмотрел в глаза Кораблину: понимает ли?

— Значит?..

- Будет проще, если начальники предприятий поищут агрономов в своих лагерях. И отправят их к нам на стажировку. Мы покажем поля и теплицы, научим азам северного земледелия и поможем обустроиться. Друг друга агрономы поймут с полуслова. И нам не надо отлучаться, беды наживать.

- Вы уверены, что в лагерях есть агрономы?

- Из управления, где я работал до ареста, в тридцать четвертом году выхватили — в смысле посадили — полтора десятка очень серьезных специалистов, самых знающих и опытных. Сразу после ареста Чаянова и Кондратьева. Так что на Колыме нашего брата предостаточно, есть выбор. С радостью пойдут на любимое дело. Если живы, понятно…

Перейти на страницу:

Все книги серии Архивы памяти

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное