Чуть рассвело, мы были уже на ногах, а когда взошло солнце, отчалили от берега. План был такой — идти вверх до вечера, переночевать на берегу и вернуться домой на другой день. День выдался жаркий, безоблачный, река была пустынна. На веслах держались ближе к берегу, там течение было слабее, встречались почти неподвижные заводи, грести было легче, а местами от стремительного водоворота полоса воды уносила нас вверх сажень на сто-двести. Днестр в тех местах похож на взбесившегося быка — он с яростью бросается на берег, бьет его, роет и, не найдя выхода, поворачивается к другому. Днем, часа на два, сорвался попутный ветерок, и мы скользили под парусом по самой середине реки. Обедать пристали к берегу. Сварили кашу, выпили, поели, повалялись с папиросками под кустиком и пошли дальше.
Под вечер, когда солнце скрылось за лесом, на реку легли длинные тени, — а мы порядочно порвали веслами руки, — решили пристать на ночлег. Нельзя сказать, чтобы место было выбрано очень удобное; с одной стороны нагорный, глинистый берег совсем отвесно падал в воду, с другой, казалось, совсем не было берега, стояла чаща столетних осокорей, между стволами которых торчали, пригнувшиеся по течению, верхушки лоз и кустов боярышника. И лес, и высокий берег тянулись вверх, насколько можно было окинуть взглядом. Грести дальше, до более удобного места, не было смысла, — нас могла захватить ночь. Мы свернули в лес, решив, что лучше всего пробраться лесом до берега. Оказалось, что это не так легко, — работать веслами не было никакой возможности: местами было так тесно, что еле могла проскользнуть лодка, а где можно было сделать взмах веслами, там они путались под водой в густой траве так, что впору было вывернуть каждое в отдельности. К счастью, у нас был багор. Бросили весла, брат стал с багром на носу, я на корме, и так, отталкиваясь от дерева к дереву, цепляясь багром, руками за сучья, держась поперек течения, мы медленно подвигались вперед. В верхушках деревьев была полная тишина, а внизу, в сумерках, стоял стон и гул прорывавшейся воды. Все время шел треск ломавшихся веток, вода шумно вертелась и бурлила вокруг каждого столба, по дну лодки с мокрым шорохом скользила густая трава, царапали и цеплялись сучья затонувших веток. Течение захватило концы низких веток и они вздрагивали, точно кто невидимый сидел в воде и дергал их, пытаясь отломать. Было жутко, я много дал бы за то, чтобы снова очутиться на просторе реки. Наконец, кое-как, ощупью, добрались до берега. Луна еще не взошла и было так темно, хоть глаз выколи. Оказалось, что место выбрано удачно, — брат нашарил ногами тропинку и она нас привела на довольно высокий холм, на котором стоял широкий развесистый дуб, а немного в стороне я наткнулся на курень. Наверное, тут же где-нибудь был баштан, а в курене жил дед-сторож. Брат сунул голову в дыру.
— Гей, диду, чи ви тут?