Сначала, когда они только оказались на Коралии, Карина, как и все земляне, плохо понимала, что происходит. Все превратились в двухмерное анимэ, живущее своей жизнью, совершенно независимо от нее. Было сложно понять, где заканчивается странный сон — фантастический и по своему прекрасный, хоть и пропитанный горькой лимонной болью — и начинается настоящая жизнь. Каждое утро она, и все земляне, просыпались, не до конца понимая, где находятся. Они выныривали из сна и ожидали, что сон растает, анимэ станет объемным, а они окажутся на Земле и осознают, что пережили катастрофу, а теперь возвращаются к обычной жизни. Но пробуждения не происходило. Даже собственное тело иной раз казалось расплывчатым и не своим, словно ты изнутри управляешь куклой, которая ходит, что-то делает, но сам ты живешь отдельно от нее. А мир вокруг был чужим.
Но у Карины появилось «чувство реальности Артура». Порой ей казалось, что она подвешена посреди фантастического сна и болтается в воздухе, неприкаянная и не до конца настоящая. Если же рядом был Артур, она внезапно обнаруживала, что мир вокруг — настоящий, что его можно потрогать, понять, изучить. Что листья на деревьях действительно пушистые; что на летающих платформах ты стоишь ногами и можешь парить в воздухе; что небо розовое, и это красиво; что можно сесть в элеонет и лететь над планетой; что вокруг живые люди, а не плоское двухмерное изображение; что в руках у нее стальная рукоять рапиры, и металл холодит кожу; что она действительно одета в облегающий комбинезон, называемый здесь «универсалом». Что все это можно ощутить — и все будет по-настоящему. Рядом с Артуром она чувствовала, что новый мир может быть интересным. Но и нравился он ей тоже по-настоящему. С того самого момента, как дверь гостиной открылась, и они увидели его открытое лицо и высокую фигуру, Карина поняла, что парня лучше она еще не встречала. Артур был лучше всех. И нравился ей. Как человек и как мужчина. Без головокружения или подгибающихся коленей, просто очень сильно нравился, до чуть сладкого ярко-голубого ощущения в груди.
Ей хотелось общаться с ним, держаться за него, опереться на него. Хотелось, чтобы через него мир снова обрел надежную, спокойную реальность. Когда друзья спали после метагипноза, а Карина боялась сомкнуть глаза, зная, что сразу погрузится в накатывающие зеленые волны, которые поглощают ее близких одного за другим, она звонила Артуру, ведь рядом с ним будет надежно и легко. Так и происходило. Артур приезжал, вез ее куда-нибудь, рассказывал много интересного, шутил. Это было как яркая вспышка, пробивающаяся через мутное полотно бреда. Она сидела рядом с ним и наслаждалась этой безопасностью и надежностью. И чувствовала, что если она снова полетит в пропасть нереальности, то он подхватит ее, и все снова станет хорошо. В конце таких встреч она боялась расставаться с ним, потому что стоило Артуру уйти, как мир снова терял очертания. Но ей не хотелось просто использовать его… К тому же было еще одно «но».
Еще до Розового Замка Карина поняла, что он влюблен в нее. Это было не увлечение мальчика, а хорошо осознаваемая, решительная, надежная, целеустремленная влюбленность, а может быть, и любовь сильного молодого мужчины. И это ее немного пугало. Порой она просто не знала куда деваться. Не потому, что не хотела его видеть или общаться с ним. Хотела, и еще как! И радовалась каждой встрече! А потому что не знала, как ей быть.
Ведь сама она была уверена лишь в том, что он ей нравится и что он реален (то есть не снится ей, а действительно существует). Но этого было мало для него, и мало для нее. Она не могла притворяться и давать больше, чем есть в ней самой. У нее просто не было сил врать себе и ему. Все силы уходили на обретение своего места в новом мире, на переживание боли и глухого бесчувствия, на попытки обрести почву под ногами. К тому же она просто не могла ему врать. Он был настолько настоящим, что казался несовместимым с понятием лжи или недосказанности.