Кольцо Соломона

– Позволь, я угадаю, – сказал я. Очень удачно, что я был в обличье шумерского копьеносца, а не в каком-нибудь другом, более оригинальном виде. Простые истины и без того достаточно трудно переварить, чтобы еще слышать их из уст пучеглазого беса, крылатой змеи, клубов ядовитого газа или четырехликого демона[109] (это только несколько, для примера). – Ты не смогла убить Соломона оттого, что в глубине души знала, что он говорил правду. И про Саву, и про Кольцо. Нет уж, помолчи минутку и дослушай. Так вот, а это, в свою очередь, означает, что ты понимаешь: ваша драгоценная царица ошиблась. И мысль эта тебе не нравится. Не нравится потому, что это значит: она отправила тебя сюда по ошибке и жизнью ты рисковала зазря. А еще потому, что, если ваша царица не безупречна, это ставит под вопрос весь смысл твоей жалкой короткой жизни: делать то, что она велит, и жертвовать собою ради нее. Ах да, мало того: это ставит под вопрос и самопожертвование твоей матери тоже!

Девчонка вздрогнула и слабым, очень слабым голосом произнесла:

– Ты ничего не знаешь о моей матери.

– Я знаю то, что ты мне сказала. Она умерла, защищая царицу.

Девушка зажмурилась.

– Да. И я видела ее смерть.

– Так же как и ты рассчитывала умереть, выполняя это задание. Отчасти ты даже надеялась на это.

Тут что-то в ее лице как будто смялось. Я умолк и отступил на шаг. Выдержав паузу, я спросил:

– Ну, так когда это случилось? Недавно?

– Давным-давно… – Девушка посмотрела на меня. Ее лицо по-прежнему было яростным, но ярость эта теперь растрескалась и сломалась, и в глазах у нее стояли слезы. – Мне шесть лет было. Это были горцы, они взбунтовались из-за налогов. И попытались убить царицу.

– Хм, – задумчиво сказал я. – Убийцы, напавшие на главу государства… Ничего не напоминает?

Девушка как будто не слышала.

– Моя мать преградила им путь, – сказала она. – И они…

Она отвернулась и устремила взгляд на сады. Там все по-прежнему было тихо-мирно. Повинуясь внезапному порыву, я снял пергаментный шар с перил. Мне вдруг пришло в голову, что его приглушенная аура должна быть видна издалека.

Ашмира привалилась к каменной стенке, уронила руки. Впервые за все время нашего сотрудничества я видел ее совершенно неподвижной. Конечно, ей и прежде случалось останавливаться, но это всегда были лишь перерывы между вспышками лихорадочной активности. А теперь то ли мои слова так подействовали, то ли ее воспоминания, то ли что-то еще, но она внезапно затормозилась, сникла, не зная, что делать.

– Но если не брать Кольцо, – сказала она глухим голосом, – чего я добьюсь? Ничего. Я буду такой же пустышкой, как теперь.

Пустышкой? Копьеносец почесал свой мужественный подбородок. Эти мне люди с их проблемами! Честно говоря, в этом я не силен. Нет, разумеется, мне было вполне очевидно, что все эти годы девочка стремилась подражать матери – и только затем, чтобы в самый миг своего торжества обнаружить, что не верит по-настоящему в то, что делает. Это-то я видел довольно отчетливо. Но вот теперь, перед лицом охватившего ее отчаяния, я не знал, что делать дальше. Тщательный психологический анализ[110] – дело одно, а вот конструктивные предложения – совсем другое.

– Послушай, – начал я, – ведь еще не поздно отнести Кольцо обратно Соломону. Мстить он тебе не станет. Он слово дал. А потом, думаю, он испытает слишком сильное облегчение. А то есть еще другой выход, ты о нем, наверное, не подумала: выкинуть Кольцо в море. Избавиться от него навсегда. Это вообще идеальное решение проблемы: Саве больше ничто грозить не будет, вашей царице не придется выносить эту боль – и плюс это избавит от множества неудобств целое воинство духов.

Девушка не то чтобы согласилась на это разумное предложение и не то чтобы отвергла его. Она стояла все так же – сникшая, с опущенными плечами – и смотрела во тьму.

Я попробовал еще раз.

– Ты говоришь, что чувствуешь себя пустышкой, – сказал я. – Мне кажется, ты просто чересчур переживаешь по этому поводу. Твоя проблема в том, Ашмира, что от тебя слишком…

Тут я осекся, внезапно ощутив тревогу. Мой точеный нос задергался. Я принялся озабоченно принюхиваться.

Это заставило ее слегка очнуться. Она негодующе вскинула голову.

– Ты хочешь сказать, что от меня слишком воняет? О прекрасная Сава, вот уж что меня совершенно не волнует!

– Да нет. Не от тебя.

Мои глаза сузились. Я окинул взглядом пустынную галерею. Колонны, статуи, расставленные там и сям кресла – все выглядело тихим и спокойным. Но где-то поблизости… Ой-ей!

– Ты не чувствуешь запаха? – спросил я.

– Тухлыми яйцами несет, – сказала девушка. – А я думала, это от тебя…

– Нет, не от меня.

Повинуясь внезапному озарению, я бесшумно прокрался прочь и вышел на середину галереи. Остановился, принюхался, прислушался, прошел немного вперед, снова принюхался. Сделал еще шаг… развернулся и разнес на куски Взрывом ближайшую статую.