Царь кивнул. От этого движения в воздухе поплыли волны жасминового масла и розовой воды.
– И что это за вульгарную песенку ты распевал?
– Э-э… которую? Я знаю так много вульгарных песенок…
– Ту, что про меня.
– Ах эту! – Гиппопотам сглотнул. – Да не обращай ты на это внимания, могучий повелитель, и так далее. Обо всех великих владыках их верные войска сочиняют похабные песенки. Это знак уважения, если хочешь. Слышал бы ты ту, которую мы сочинили про Хаммурапи! Он и сам, бывало, нам подпевал…
К моему великому облегчению, Соломон, похоже, купился. Он расправил плечи и огляделся по сторонам.
– А другие рабы, они тоже нарушали мои приказы?
Я знал, что об этом спросят. Я не то чтобы посмотрел на своих товарищей, но каким-то образом почувствовал, как они съежились, прячась за толпой: Факварл, Менес, Хосров и прочие, – обстреливая меня молчаливыми, но страстными мольбами. Я вздохнул и глухо ответил:
– Нет.
– Точно? Никто из них не пользовался магией? Никто не менял облик?
– Н-нет… Нет. Только я.
Он кивнул.
– Что ж, тогда их кара не постигнет.
И его правая рука потянулась налево, к ужасному Кольцу.
Я все оттягивал это, но тут понял, что пора: пора ненадолго утратить достоинство. Гиппопотам с горестным воплем бросился вперед и рухнул на морщинистые колени.
– Не спеши, о великий Соломон! – возопил я. – Ведь до сего дня я служил тебе верой и правдой! Взгляни хотя бы на этот камень – видишь, какой он ровный и правильный, как тщательно он обтесан? Взгляни на этот храм – с какой тщательностью я выверяю все его измерения! Промерь его, о царь! Сказано было – длиною в шестьдесят локтей, и ровно столько и будет – ни на «крысиный хвост» больше![38]
Я заламывал копыта, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Мой сегодняшний промах – всего лишь побочный эффект хлещущей через край энергии и усердия! – завывал я. – И все эти качества я могу обратить тебе на службу, на пользу твоему величеству, только пощади меня!..
Ну и так далее. Остального я пересказывать не стану. Были рыдания, были беспорядочные жесты и гортанные вскрики. Смотрелось все это недурно: под конец большинство жен (и некоторые из воинов) расчувствовались и зашмыгали носом, а сам Соломон вконец заважничал и сделался еще самодовольнее, чем обычно. Собственно, на это я и рассчитывал. Дело в том, что, едва взглянув на него, я сразу понял, что Соломон пытается подражать большим мальчикам – восточным царям Ассирии и Вавилона, жестоким властителям, что ни дня не начинали без того, чтобы наступить на шею поверженного врага по дороге в ванную. Так что мое хныканье льстило его ребяческому тщеславию. Я подумал, что наконец-то сумел склонить чашу весов в свою пользу.
Великий царь кашлянул. Гиппопотам прервал свои стенания на полуслове и с надеждой уставился на него.
– Твое представление меня позабавило, – промолвил Соломон. – Нынче вечером можно уже не звать ни жонглеров, ни шутов. За это я пощажу твою жалкую жизнь, – тут он прервал поток моих благодарностей, – а вместо этого найду твоим «хлещущей через край энергии и усердию» достойное применение.
Тут Соломон зловеще умолк и принялся выбирать сласти, вина и фрукты с серебряного подноса, протянутого прислужником. Несколько стоявших поблизости жен принялись тихо, но яростно бороться за честь попотчевать его. Гиппопотам, нервно скрежеща зубами, подергивал волосатыми ушами, отгоняя мух, и ждал.
Царь соизволил скушать один гранат, пять виноградин и ледяной шербет из фиников с фисташками и только потом продолжал:
– О коварнейший и презреннейший из моих джиннов – и не смотри так изумленно, да-да, я с тобой говорю! – если эта работа представляется тебе столь скучной, что ж, так и быть: мы поручим тебе более вдохновляющее занятие.
Я стукнулся лбом оземь:
– Слушаю и повинуюсь, о владыка!
– Ну, слушай. К югу от Иерусалима, через пустыню Фаран и пустыню Син, идет мой торговый тракт, которым путешествуют купцы из Египта и с Красного моря, из внутренней Аравии и даже – хотя реже, чем хотелось бы, – из таинственной Савы. Эти купцы, – продолжал он, – везут мирру, ладан, драгоценную древесину и пряности и другие богатства, несущие процветание народу Израиля. В последние несколько недель мне сделалось известно, что многие караваны постигла беда: они не дошли до цели.
Я понимающе хмыкнул:
– Вода, наверно, кончилась. С пустынями всегда так. Сухо там.
– Да уж, конечно. Верно подмечено. Однако выжившие, которым удалось добраться до Хеврона, говорят о другом: в пустыне на них обрушились чудовища.
– Что, прямо так и обрушились? И всех передавили?
– Да нет, скорее выскочили из-за бархана и всех убили. Чудовища эти были огромны, уродливы и ужасны.
– Ну, так на то они и чудовища, разве нет?
Гиппопотам поразмыслил.
– Мой тебе совет – поручи расследование этим четверым. – Я указал на маридов из Кольца, которые по-прежнему висели рядом на седьмом плане, вполголоса обсуждая, насколько аппетитны ближайшие из жен.
Соломон улыбнулся кошачьей улыбкой: