В горле вырос ком, который было сложно сглотнуть. Я никогда не любил. По-настоящему, не считая родственных связей. И я боюсь полюбить…. Но хочу. Я хочу испытать это. То, что я искал тысячелетиями – своё благо. Великое и необъятное счастье, пик любого существования. Я уже люблю ту, с кем не знаком. Но я встряхнулся, отгоняя от себя приятные, но слишком соблазнительные и поэтому опасные мысли.
– Я не хочу на эту дорогу, – категорично заявил я. Элизабет непонятливо потемнела. Надо же! Я удивил «всевидящую». Она не понимает, почему я так сказал. И я пояснил: – она полюбит меня – не хочу причинять ей боль.
– Боль – неотъемлемая часть жизни. Эта женщина ждёт тебя на той дороге неспроста. Вы знакомы, ваши души тесно связаны, из одного воплощения в другое вы встречаетесь. Много-много раз. Она тянется к тебе вновь и вновь, чтобы помочь осуществить твою судьбу. Ты ведь и сам чувствуешь, что уже любишь её?
Я усмехнулся, покачав головой и стараясь не поддаваться на уговоры экстрасенса.
– Я здесь не за этим. Плевать мне на кольцо судьбы! – огрызнулся я, пытаясь хамством и злобой закрыть свою душу. – Что с Томми?
Элизабет выдохнула без раздражения, прекрасно понимая и прощая мне моё поведение.
– Тебе не спасти Томми, – сказала женщина, разрушая стены замка последней надежды. – Его судьба не в твоей власти, всё совсем наоборот.
Я непонимающе потемнел.
– Что?
Женщина глянула на меня так, будто бы рассказала всё на свете, но её губы не разомкнулись. Она промолчала. Не объяснила ничего!
– Ты ничего не изменишь в его судьбе, – заверила Паррис. – Не сможешь его вразумить никогда. Ты потерял его давно и безвозвратно.
– Но можно ведь что-то сделать?!
– Нельзя. Томми всегда на шаг впереди тебя. Он даже меня опережает. Всё, что ты можешь сделать – это смириться. Отпустить… Ты властен лишь над своей судьбой. Если ты пойдёшь верной дорогой, то поймёшь всё. В том числе и причины его поступков. Это всё, что ты можешь сделать – понять и простить его. Но над его жизнью ты не властен. Только лишь над своей.
Я злостно рыкнул, ударив кулаком по столу. Он содрогнулся, казалось даже, что стены задрожали, но Элизабет оставалась непоколебимой подобно ледяной скале. Она знала, что я так сделаю…
– Идёшь направо – не осуществляешь предназначение, – с невозмутимым видом продолжала гнуть свою линию ведьма. Теперь я готов принять её статус… ведьма! – Идёшь налево – заблудишься в переплетениях или дойдёшь до прямой линии и замкнёшь кольцо. Но на прямой дороге нет её. Она лишь здесь… – Элизабет снова обвела часть кольца судьбы, – твоё благо. Предай смысл своей жизни, избрав её.
Я нервно постучал пальцами по столу.
– Я не верю, что не могу спасти Томми…
– Забудь про Томми! – отрезала Элизабет. – Я ведь сказала, ты решаешь лишь свою судьбу, а не его!
– Но…
– Хватит! Ты пришёл, чтобы задать свой вопрос, и я ответила тебе. Меня не волнует то, что тебе мой ответ не понравился. Ты можешь идти, – хладнокровно отозвалась она. Её голубые глаза блестели льдом, и мощная энергетика давила на меня. Мне стало стыдно за своё поведение, хоть я и продолжал на неё злиться. В груди жгла злость и обида, разочарование и боль. Я, правда, верил в то, что смогу его спасти, смогу что-то исправить. Но, как и все в этом мире, я ни черта не решаю. Ни черта не меняю. Я могу лишь выбирать как, когда и для чего я умру!
– Извини, – произнёс я, чем удивил Элизабет. Мы оба знаем, что я не часто извиняюсь. – Моя злость – не повод хамить тебе.
Паррис недолго поглядела на меня, потом выдохнула.
– Я не могу ничем помочь с Томми,– сказала она, смягчившись.– Мне жаль, – прозвучало искренне и человечно. Я сглотнул, мигнув увлажнившимся взглядом. – Если ты решишь, какой дорогой пойдёшь дальше, то я подскажу тебе, как не заблудиться. Это всё. Если не хочешь решать, то можешь идти.
Я чувствовал себя предателем. Потому что я пришёл к ней из-за него, но готов быть эгоистом, урвав что-то для себя. Я чувствовал себя предателем, потому что поддался на уговоры ведьмы. С тех пор, как она сказала «благо», у меня в душе бабочки чёртовы порхают! Задавить бы их всех! Как всегда – я хочу и боюсь. Я понимаю, что когда встречу её, то максимально приближусь к своей смерти. И понимаю, что сделаю ей больно. Я не могу так с ней поступить… не могу. Не хочу делать ей больно, но… мы все эгоисты, разве не так?
– Как её зовут? – поинтересовался я. Элизабет молча повела бровью в ответ. – Если я выйду на ту дорогу, то в каком году я её повстречаю?
И снова тишина. Классика жанра – только Элизабет может рассказать всё, при этом ничего толком не сказав. В этом деле нельзя быть конкретным, иначе можно искалечить всю жизнь человеку своими словами. Элизабет будто не знает или знает, но издевается надо мной! Как меня разъедает нетерпение изнутри. Я не хочу ждать год, два, пять лет. Сколько ещё ждать? Сколько блуждать в темноте? И сколько времени нам будет отведено?
– Даже идя по кольцу, я могу свернуть с верного пути. Так ведь? – уточнил я. – Как мне не пропустить её и узнать в толпе, если ты не говоришь ни имени, ни года встречи?