Кольцо великого магистра

Андрейша долго метался по каменному мешку, больно тыкаясь лбом и коленками в сырые стены. Когда ослабло напряжение, он бросился на гнилую, пахнущую прелью солому и сразу уснул.

Время шло, но Андрейша не знал, когда прошла ночь и вновь наступил день. Наверно, в полдень следующего дня тюремщик спустил ему на веревке глиняный кувшин с водой и бросил краюху черного хлеба.

Андрейша увидел снова красный свет факела. И опять все стихло. Опять наступила темнота. Юношу страшила окружавшая его тишина. Ему казалось, что он оглох. Крысиная возня в соломе радовала его.

Несколько раз Андрейша получал хлеб и видел свет факела. Он стал терять надежду на освобождение и старался забыться во сне… Когда он ел, огромные крысы выхватывали хлеб из рук. Когда он спал, они больно кусали его за пятки.

Иногда Людмила возникала в темноте перед его глазами и манила за собой. В эти мгновения в нем снова просыпался свободный человек. Он начинал кричать, требовал, проклинал. Но голос его терялся в каменном колодце.

Однажды ему сбросили веревочную лестницу и приказали вылезать. Андрейша ослабел и едва выбрался наверх. Те же два рыцаря повели его по длинным переходам и каменным лестницам замка.

И вот он снова в кабинете великого маршала. Бородатый рыцарь молча ходил взад и вперед по фламандскому ковру в черно-красную клетку.

Андрейша стоял не двигаясь.

Маршал, круто повернувшись, остановился возле юноши.

— Ты видел теперь, как мы поступаем с врагами? — сказал Конрад Валленрод.

— Разве я враг?

— И да, и нет, — помолчав, ответил рыцарь. — Как всякий славянин, ты наш враг. Враг не потому, что именно ты мешаешь нам, а потому, что мешает твое племя. Даже поляки, люди одной веры с нами, не хотят поступиться клочком земли для ордена святой девы Марии. А что же говорить о вас, русских?

— Мы тоже христиане.

— Вы отщепенцы. Вашу веру папа предал анафеме.

— А православный патриарх проклял католиков.

— Да, это правда, — не сразу ответил великий маршал, — но тем хуже для русских… Но ты мне нравишься, юноша, — сказал неожиданно Конрад Валленрод. — Я не хочу твоей смерти.

— Где Людмила, моя невеста?

— С ней ничего не случилось… Так вот, ты должен знать, что Литва — заклятый враг ордена. Вы, русские, помогаете Литве. Все больше русских встречается в литовских полках. Немало ваших пленных строят у нас дамбы и дороги… Но разве можно назвать христианами людей, помогающих язычникам? Ты понял, чего я хочу от тебя, юноша?

— Нет, я не понял, ваше священство. — Андрейша без страха смотрел в глаза рыцарю.

— Ты должен сказать, что делали в Вильне русские вельможи, с которыми ты недавно скакал по нашим дорогам.

— Я не знаю, ваше священство.

— Не знаешь?

— Но если бы я и знал, все равно не сказал бы.

Долго великий маршал смотрел на пол, долго постукивал пальцами по дубовой столешнице. Пальцы у него были длинные, сухие.

— Мне жаль, что ты оказался упрямым, — наконец сказал он. — Я не могу отпустить тебя на свободу. Подумай, может быть, вспомнишь что-нибудь полезное ордену. Может быть, русские вельможи ездили договариваться о союзе с Литвой? Может быть, они виделись с герцогом или его матерью?.. Я не хочу твоей смерти, — повторил он. — Ты хорошо говоришь по-немецки и грамотен. Такие люди нам нужны… Вот что, новгородец, — положив руку Андрейше на плечо, продолжал рыцарь, — за подстрекательство горожан к бунту ты заслужил смерть. Но если скажешь все, я выпущу тебя на свободу… Подумай, юноша. Через несколько дней тебя снова приведут ко мне. Если опять заупрямишься, — маршал тяжело посмотрел на Андрейшу, — пощады не жди.

Андрейшу отвели в другое место. Новая тюрьма была наверху, вблизи покоев великого маршала. Это была сухая комната с постелью, столом, двумя стульями и узким окном на двор замка. Здесь отбывали наказание знатные братья ордена и дожидались выкупа благородные иноземцы. Однако и здесь стены были отменной толщины, а на окне — решетка. В эту тюрьму сажали только по приказанию великого маршала, ключи от нее хранились у него в кабинете.

Присматривал за узниками своего высокого господина крещеный прусс Стардо. Ему было двадцать пять лет. Десятилетним мальчиком он был взят монахами в Кенигсбергский замок на воспитание. Из него хотели сделать священника для прусских деревень. Капелланы научили Стардо писать и читать, а рыцари приучили обращаться с оружием.

Стардо стал оруженосцем у комтура Валленрода и два раза на поле боя спасал его от смерти. Рыцарь полюбил юношу и приблизил.

Оруженосец Стардо слышал разговор Андрейши с маршалом, и новгородец пришелся ему по душе. Сначала он молча приносил узнику воду и пищу и уносил грязную посуду. На второй день он принес Андрейше толстую восковую свечу в низком подсвечнике, а на третий, убирая посуду, тихо спросил:

— Кто ты, господин, из каких мест?..

— Я русский, из Новгорода.

— В чем твоя вина?

— Не знаю вины за собой.

— Ты хотел захватить замок.

— Это неправда. Солдат Генрих Хаммер коварством задержал в замке мою невесту. Я рассказал об этом хлебопекам, своим знакомым, и они захотели мне помочь. Где моя невеста, я и сейчас не знаю.