Рыцари братья Вильгельм и Отто фон Лютгендорф, сообщившие орденскому контролеру о неблаговидных делах эконома, по наивности думали, что выполняют устав, о святости которого им твердили каждый день. Но на деле вышло иначе. Доносчики сами были не без слабости и, к прискорбию, предпочитали пить вино, а не кислое молоко, предусмотренное уставом.
Эконом долго следил за врагами. В конце концов ему удалось поймать рыцарей на месте преступления. Прихватив трех старцев из комтурского совета двенадцати и несколько стражников, он поскакал в Кнайпхоф, к дому богатой вдовы. Рыцари были пьяны и не хотели возвращаться, они сопротивлялись и произносили непристойные слова, когда их насильно поволокли из дома. Ну конечно, они пришли сюда не для того, чтобы перебирать четки. И вдова не давала уводить братьев, она орала на всю улицу, пустила в ход руки. Старцы плевались и обещали высечь ее на рыночной площади.
Проступок рыцарей относился к тяжелым, и суд присудил годовое покаяние. Не обошлось без нажима со стороны эконома. Конечно, и он не прочь был выпить хмельного, но делал это тайком и только с братьями, равными по чину.
Над всей орденской братией тяготел твердый устав. Рыцари не имели права ходить в гости к мирянам, не могли ездить поодиночке куда-нибудь верхом. Ночью их будили на молитву, звали колокольным звоном в церковь. Четыре раза они вставали на дневные молитвы. Каждую пятницу все подвергались монашескому покаянию, а провинившиеся — и наказанию плетью.
Самыми тяжкими преступлениями были бегство с поля боя и сношения с язычниками. На эти преступления милости не было, и грешник должен был покинуть орден.
Но за многие преступления можно было отделаться постом, молитвами и покаянием. Оставляя в своей среде разложившихся братьев, орден разлагался сам.
Генрих фон Ален решил проверить, как несут братья рыцари наказание. Он был человек злопамятный и никогда не ограничивался буквой закона, когда дело шло о врагах.
Положив в рот любимую ягоду, эконом вышел во двор. Восходящее солнце окрасило валуны на стенах крепости и камни мощеного двора в красный цвет. Спешившие куда-то рыцари подняли головы и остановились.
— Слава Иисусу Христу! — разом сказали они и стали читать утреннюю молитву.
Стражники опустили мост и открыли калитку. Поеживаясь от утреннего холода, Генрих фон Ален вышел за ворота и направился к загону, где орден держал своих рабов: пруссов, поляков и русских. Рыцари называли их скопом славянами. Рабы ютились в четырех сараях за высоким бревенчатым забором; в двух жили мужчины и в двух женщины. Ворота охранялись вооруженной стражей.
Славяне были основой благоденствия ордена: они осушали болота, строили плотины и дороги, рубили лес, работали бурлаками и гребцами на судах — словом, выполняли самую тяжелую и грязную работу. Славяне были каменщиками на постройках замков и церквей, они работали во всевозможных мастерских ордена.
Благородные рыцари воевали или бездельничали, священники молились богу и доносили на рыцарей, полубратья главным образом надзирали за славянами. Если бы рабы вдруг разбежались, орденское государство развалилось бы в тот же день.
Рыцари, присужденные к годовому покаянию, жили со славянами: так оговорено в уставе. Ходили в посконной одежде, сидели только на голой земле. Три дня в неделю они постились на хлебе и на воде. Однако пища им полагалась все же не славянская, а от слуг. Во время наказания рыцарями могли помыкать не только начальники, но и вся братия.
Когда Генрих фон Ален подошел к загону, невольники, скрестив на груди руки, шли на работу. Рыцарь остановился посмотреть на провинившихся, насладиться местью. Вот вместе со славянами прошел брат Ганс Бранов, наказанный за пьянство и кражу серебряной посуды из орденской кладовой. А вот брат Фридрих Гален, убивший в драке товарища. Вот и третий — Альберт Гросс. Этот возносил непотребную хулу на великого комтура и обвинен в заговоре. Таких, как он, отбывало наказание еще пять братьев. Стоило только рыцарю непочтительно отозваться о своем начальнике, усомниться в его святости, как его тут же обвиняли в заговоре. Орденские чиновники были сильны тем, что поддерживали друг друга.
Однако последнее время провинившихся оказывалось слишком много для ордена девы Марии.
Братьев Вильгельма и Отто фон Лютгендорф среди славян не оказалось.
«Негодяи, они спят, вместо того чтобы работать! — решил главный эконом. — Ну ничего, я разбужу их».
Подгоняемый злорадством, он заспешил к первому сараю. Но здесь его ждало разочарование: сарай был пуст. Братьев не было и во втором сарае.
«Святые ангелы, — думал главный эконом, — как же так, неужели они сильно изменились от тяжелой жизни и я их не узнал?» Его грызла досада. Он собирался идти досыпать, но вдруг в голову пришла новая мысль, и он бросился в сарай, где жили женщины.