Кольцо великого магистра (илл. Л. Фалина)

Шотландский стрелок, промочив глотку новой кружкой пива, снова принялся петь песню: О верный мой, О храбрый мой! Он ходит в шапке голубой. И как душа его горда, И как рука его тверда! Хоть обыщите целый свет — Нигде такого парня нет. — Метко бьют из лука шотландские стрелки, — сказал старший воин. — Плохо, что они воюют за рыцарей. А с ним, — он кивнул на певца, — бывал я в одном отряде. Песню эту часто поет, хорошая песня. — И он перевел слова Андрею.

А шотландский стрелок продолжал: Есть рыцари из многих стран — Француз и гордый алеман, Что не страшатся тяжких ран; Есть вольной Англии бойцы, Стрелки из лука, молодцы, Но нет нигде таких, как мой, Что ходит в шапке голубой. Шотландский лучник закончил песню, посмотрел вокруг и с гордостью поправил свой голубой берет.

— Не пройдет и двух дней, как рыцари выступят, юноша, — сказал одноухий, — вспомнишь мои слова. И горе некрещеным литовцам и пруссам. Ни детям, ни женам, ни старикам не будет пощады.

Глава седьмая. ЗА ГОРАМИ, ЗА ДОЛАМИ УМЕР ПОЛЬСКИЙ КОРОЛЬ

Архиепископ польский Бодзента ехал на шляхетский съезд в тряской коляске с кожаным кузовом. На кузове виднелся его грубо намалеванный герб: красное поле и желтый полумесяц рогами кверху, с желтым крестом посредине.

Владыка сидел с правой стороны, на почетном месте, обложенный со всех сторон пуховыми подушками. Двести верст, оставшиеся позади, изрядно его утомили. Шестьдесят два года не шутка даже для такого крепкого и здорового мужчины. Вместе с владыкой сидели епископы Стибор Плоцкий, Николай Куявский и архидиакон Гнезненский Ян из Чернкова. Дорога была плоха, начиналась оттепель, земля раскисла. Возле Серадза возок не раз застревал в грязи, и восемь лошадей, впряженных попарно, с трудом его вытаскивали. Ездовые кричали, ругались и хлопали бичами.

За архиепископской коляской ковыляли по ухабам еще две повозки с престарелыми прелатами. Многие духовные лица, составлявшие свиту архиепископа Бодзенты, ехали верхами. И Бодзента предпочел бы ехать на коне, если бы не преклонные года и сан первосвященника.

Конвой Бодзенты состоял из ста пятидесяти всадников с копьями и мечами во главе с познанским воеводой.

Впереди архиепископской коляски ехал верховой с крестом.

В последний день пути архиепископ Бодзента был задумчив и разговаривал мало. Ему вспомнился Людовик, покойный король венгерский и польский, которому Бодзента был обязан своим теперешним положением. Архиепископ перебирал в памяти события, связанные с его смертью. Прежде чем умереть, король предусмотрительно созвал совет. На него приехали многие знатные поляки, и все, в том числе Бодзента, дали клятву верности его дочери Марии и тринадцатилетнему зятю короля — Сигизмунду Бранденбургскому.

Но в Польше не все соглашались признать королем Сигизмунда. Много несогласных было на великой Польше и Мазовии из числа мелкой шляхты.

А сколько неприятностей и волнений принесла архиепископу эта клятва! Он оказался в самом центре партийных распрей. И иные шляхтичи, противники Сигизмунда, обходились неласково даже с ним, польским первосвященником…

К коляске архиепископа, разбрызгивая грязь, подскакал всадник.

— Ваше священство, — вскричал он, осадив коня, — впереди виден крест главного серадзского костела.

— Так, так, — ответил архиепископ, — благодарю, сын мой. — Склонив голову, он снова закрыл глаза и стал думать.

Всадник повернул коня и поскакал обратно.

Странные звуки привлекли внимание архиепископа. Он поднял голову. Ян из Чернкова, сидевший напротив, открыл рот и, похрапывая, спал сном младенца.

«Тонкая штучка этот архидиакон… — пришло в голову Бодзенте. — Кем его считать — врагом или другом?» И решил доверяться ему с осторожностью.

«Гжемалиты и наленчи — вот главная опасность, — думал архиепископ. — Два могущественных рода, стоящие друг против друга, готовые схватиться насмерть». Он чувствовал себя между враждующими, как между молотом и наковальней. Надежда, что съезд в Вислице поддержит ставленника гжемалитов Сигизмунда, не сбылась. Архиепископ сжал кулаки, вспоминая Вислицу. Победу одержали наленчи. Они ратовали за венгерскую королеву, обязанную выбрать себе мужем поляка.

Польская земля бурлила, обильно лилась народная кровь.

Назревали новые столкновения, новые кровопролития. Возникла еще одна партия, поддержанная многочисленной польской шляхтой. Мелкие землевладельцы хотели видеть польским королем потомка древних Пястов — князя Зимовита Мазовецкого. «Посадить на польский престол поляка? Что ж, это совсем не плохо». Архиепископу пришелся по душе такой замысел.

Три враждующие партии сражаются теперь на польской земле: наленчи, желающие выдать замуж венгерскую королеву за поляка, шляхетская партия, выдвигавшая в короли, князя Мазовецкого, и гжемалиты, верные союзники Сигизмунда.

Коляска владыки обогнала многочисленный поезд богатого самовластного пана. Сопровождавшие пана копейщики, стоявшие по обочинам дороги, с почтением разглядывали герб на коляске Бодзенты.