Кольцо великого магистра (илл. Л. Фалина)

— Если выехать утром, — сказал кунигас, — и переночевать в лесу, к восходу солнца, можно быть у Лаво. Селения не миновать, оно стоит на лесной дороге в Вильню.

Андрейша решил больше не скрываться и рассказал о своем несчастье.

— Постой, постой! — сказал хозяин, услышав рассказ Андрейши. — Две недели назад ко мне заезжал литовец Бутрим с женой и дочерью, красавицей с длинными косами и синими глазами. Он ночевал у нашего жреца, а утром уехал в селение старейшины Лаво.

— Его дочь Людмила — моя невеста! — воскликнул Андрейша. — Она красавица с длинными косами и голубыми глазами.

За столом все рассмеялись.

— Нехорошо, человече, — с укором произнес Роман Голица, — почему нам ни слова не сказал? Может быть, что-нибудь и придумали бы вместе-то… А мы смотрим, ходит наш Андрейша сумрачный, не знали, что и думать.

— Хотел я вам рассказать, да сдержал себя: зачем людей заботить, — ответил Андрейша. — Надо дело вперед закончить.

Роман Голица ничего не сказал, но посмотрел на Андрейшу одобрительно.

В разгар пиршества в дом старейшины вошел высокий и худой жрец. В широких черных одеждах он больше походил на огородное пугало, чем на человека.

— Светлейший криве зовет всех к священному дубу, — торжественно произнес жрец, — народ собрался и ждет старейшину.

— Пусть будет так, — сказал хозяин, вставая.

— Христиане не должны выходить из дому, иначе будут наказаны смертью, — продолжал жрец, — так велел криве.

— Мы повинуемся, — ответил старейшина. — А вы простите, гости, что оставлю вас. Рабы, угощайте и веселите русских гостей.

— Криве еще повелел, — с каменным лицом закончил жрец, — русскому юноше Андрейше прийти к священному дубу.

Бояре с удивлением переглянулись.

Юноши шли за посланцем жреца по тропинке, еле заметной в густой траве. Им встретилась лосиха с двумя детенышами. Она спокойно обгладывала листву с молодого деревца. С озера доносилось кряканье уток и хлопанье крыльев. Солнце давно зашло, на западе догорали последние краски, несколько больших звезд показались на небе. Луна, большая и матово-бледная, словно надутый бычий пузырь, плыла над темными вершинами деревьев.

На дальнем конце острова, густо поросшем орешником и бузиной, жил криве, хранитель святилища, главный жрец озерных селений. Его дом, невидимый в кустах, стоял недалеко от священного дуба и был такой же, как дом старейшины. Он тоже разделялся на две половины. В одной жил сам криве, а в другой — его служанки. Других построек на этом конце острова не было.

Дверь отворила девушка в красном платье.

Криве был крепкий седой старик с высоким лбом и пронзительными глазами. Он сидел на высоком дубовом стуле, укрыв ноги шерстяным платком. Окна пропускали в горницу тусклый вечерний свет через промасленные куски холстины. В железном держаке ярко горели две желтые восковые свечи.

Любарт приветствовал жреца, став на одно колено. Старик положил высохшую руку ему на голову и потрепал желтые, выгоревшие на солнце кудри.

Андрейша низко поклонился старцу.

— Ты Андрейша, жених дочери жреца Бутрима? — спросил криве, кинув на юношу любопытный взгляд.

— Я Андрейша. А разве мастер Бутрим жрец? — удивился он.

— Не удивляйся, он не имел права открыться тебе, — сказал жрец. — Теперь ты все узнаешь. Людмила ждет в соседнем селении. В молодости я жил в городе Киеве и хорошо разговаривал на вашем языке, — закончил он совсем другим голосом. — Не разучился ли я?

Только сейчас мореход сообразил, что жрец говорит с ним по-русски.

— Андрейша хорошо знает литовский и прусский, светлейший криве, — с поклоном сказал Любарт.

— Подойди сюда, ближе к огню, — сказал жрец.

Он взял руку юноши и заглянул ему в глаза. Андрейша чувствовал, что какая-то сила истекает из руки жреца и расходится по всему телу. А глаза старика заставили забыть все. На короткое мгновение сознание покинуло юношу, он пошатнулся… Придя в себя, Андрейша снова увидел стены, увешанные татарскими коврами, и спокойные глаза седовласого старца.

— Ты чист, — глубоко вздохнув, сказал криве. — Ты по-прежнему любишь Людмилу, хотя и узнал, что она дочь жреца, и хорошо относишься к нашему народу, не презираешь его за поклонение старым богам… У тебя много зла впереди, — закончил старик, еще раз вздохнув. — Будь мужествен.

Жрец хлопнул в ладоши. Вошла служанка и, улыбнувшись, подала Андрейше оловянный кувшин с медом.

— Испробуй, юноша, Гвилла отлично готовит мед, — сказал жрец.

Андрейша глотнул, и огонь разлился по его жилам.

Девушка подала кувшин Любарту.

— Пойдемте к священному дубу, дети мои, — тихо произнес криве, когда кувшин опустел. — Боги требуют справедливости.

Священный дуб был огромный, раздобревший на жертвенной крови. Внизу ствол его был так широк, что в дупле свободно мог повернуться всадник. Повыше дупла виднелись три ниши с истуканами. У корней лежал жертвенный камень и горел огонь. За алтарем валялись обожженные кости животных, приносимых в жертву.