До андалузского порта Кадис, вот уже более полутора веков пребывающего в состава кастильского королевства, путешественники добрались относительно быстро – на фелюке местного скупщика рыбы, бывшего по торговым делам в Генуе. Честно признаться, Кадис не произвел особого впечатления – какие-то грязные убогие домишки, узкие улочки, единственное, что привлекало взгляд, это многочисленные католические храмы, выстроенные с непостижимым изяществом и любовью. Католическая церковь являлась одной из вдохновительниц Реконкисты – отвоевания испанских земель от арабов – мавров, как их здесь называли, а потому пользовалась огромным влиянием. Ну улицах Кадиса частенько попадались монахи самых различных орденов – как местных (Сант-Яго), так и широко известных – доминиканцев, францисканцев, кармелитов. Кроме монахов обращали на себя внимание многочисленные вооруженные люди, в большинстве своем плохо одетые, зато такие гордые, что дальше ехать некуда. У расположенных в порту таверн то и дело вспыхивали ссоры, как правило, по какому-нибудь пустяковому поводу, нередко заканчивающиеся серьезными ранениями, а то и смертью. Кабальерос – так называли местных дворян, людей меча, посвятивших войне всю свою жизнь. Реконкиста при короле Генрихе – как и при его отце – проходила ни шатко ни валко, так, больше по инерции или для показухи. Мавры давно уже потеряли большую часть когда-то захваченных ими земель, теперь у них оставалась только лишь Гранада – благоухающий эмират на самом юге Испании. Периодически на границе происходили стычки – именно стычки, военными действиями лихие налеты слабо организованных банд кабальерос назвать было нельзя при всем желании – заканчивавшиеся вничью, впрочем, у короля Генриха Кастильского и без того хватало хлопот: Кастилия, названная так от большого количества хорошо укрепленных замков – кастельянос – вовсе не была единой: Астурия, Леон, Андалузия – всяк хотел натянуть одеяло на себя и требовал налоговых льгот, монарху приходилось лавировать как между местной знатью – грандами – так и между притязаниями кортесов – органов местного и городского самоуправления, постепенно распространявших свои властные усилия на всю страну. Кроме того, приходилось учитывать интересы могущественной корпорации дворян-овцеводов в Андалузии и Эстремадуре, эрмандады – военные союзы городов, богатые и влиятельные духовно-рыцарские ордена – Алькантара, Калатрава, Сант-Яго, и прочее, прочее, прочее… Особую опасность для государства представляла мелкая дворянская вольница – кабальерос, идальго – эти люди родились в мечом в руках и, кроме как воевать, ничего делать не умели и не хотели, а потому – ежели не было никаких стычек с маврами – с превеликим удовольствием принимали участие в мятежах и междоусобицах либо разбойничали в горах Сьерра-Морена и прочих. Все это Раничев хорошо себе представлял и учитывал, планируя маршрут до Толедо. Древняя кастильская столица располагалась на плоскогорье Месета, отделенного от долин Андалузии цепью скалистых массивов Сьерра-Морены. Дороги, немногочисленные и узкие, вились между горных кряжей, где таились многочисленные разбойные шайки. Пускаться в такой путь в одиночку было бы настоящим безумием, а безумцем Иван пока себя не считал.
Владелец фелюки, рыботорговец Хуан, посоветовал путникам добраться до протекавшей неподалеку реки Гвадалквивир, нанять лодку и подняться на ней вверх по течению до Кордовы, а уж там искать попутный купеческий караван, идущий в Ла-Манчу, то есть – в Толедо. По здравому размышлению, Раничев именно так и решил поступить.
Купив лошадей, путешественники – Иван и Захарий с Аникеем – довольно быстро достигли широкого устья Гвадалквивира у городка Сант-Лукар, в котором с выгодой продали коней. Спустившись к реке, так же легко наняли лодку, объясняясь не столько латынью, сколько мимикой и жестами.
– Кордова! Кордова! – улыбаясь, кивал Иван, подкидывая на ладони несколько дирхемов. Необычный вид монеты здесь никого не удивлял – различных денег в стране обреталось множество: каждый крупный феодал или город чеканили свои монеты. Что же касается дирхемов, то их серебряный блеск был заметен издалека, да и арабская вязь в здешних местах давно никого не удивляла.
Вместе с лодочником – улыбчивым плотным мужичком с черной курчавой бородкой и хитроватым взглядом – путники отыскали менялу – старика-еврея в высокой желтой шапке, который, ловко кинув ордынские монеты на весы, что-то сказал лодочнику. Тот кивнул и, обернувшись к Ивану, два раза махнул растопыренными ладонями.
– Ясно, – отсчитав десять дирхемов, Раничев вложил их в ладонь лодочнику – звали его Мигелем – и пояснил, как мог, что остальное он получит в Кордове.
Спрятав монеты в объемистый черный жилет, накинутый поверх белой рубахи, Мигель сдвинул на затылок широкополую шляпу, ухмыльнулся и призывно махнул рукой – пошли, мол.