Кольцо златовласой ведьмы

Он стал замечать изысканную красоту, скрытую в каждой. Смуглая ли кожа, темные ли волосы, которые расчесывали и натирали оливковым маслом, таинственный ли блеск глаз… в любой из дочерей Евы было нечто привлекательное, такое, чему Арриго не способен был сопротивляться.

О нет, он никогда не позволял себе использовать силу, хотя многие его товарищи по играм и хвастались подобными подвигами, не видя в них ничего постыдного. По праву рождения, по праву благородной крови, женщины принадлежали им.

Во всяком случае, простолюдинки.

Арриго их не осуждал, но… сила ломала. Ему же нравилось дарить любовь. Он выплетал из слов сети обещаний, возводил призрачные замки, туманил взоры и разум, заставляя каждую свою случайную – а иных и не встречалось – возлюбленную становиться еще более красивой.

Впрочем, заполучив женщину в постель, он быстро терял к ней интерес.

Они же, глупые создания, не желали его отпускать.

Лили слезы. Умоляли… клялись душой, сердцем… подбрасывали цветы и платки, вымоченные кровью. Бегали к колдуньям…

Арриго не желал им боли. И удивлялся, слыша проклятья в свой адрес. Неужели было бы лучше действовать силой? Неужели им, странным созданиям, не достаточно тех минут радости, которые у них были? К чему желать невозможного?

Матушка, которая до поры до времени оставалась безразличной к происходящему в доме, все же как-то решилась поговорить с сыном.

– Я знаю, – сказала она ласково, – что ты, как твой отец, и дед, и прадед, и прочие мужчины нашего рода, отличаешься горячей кровью…

…матушка гордилась и этим качеством сына, хоть и вредило оно домашнему хозяйству куда сильнее, нежели вздорный нрав Арриго.

– …и я не смею требовать от тебя – обуздать свою натуру, но… оглянись. Ты привнес в этот дом раздоры. Служанки только и делают, что плачут и ссорятся. Они больше думают о том, кто окажется в твоей постели, нежели о собственном долге.

– Простите, матушка.

Он по-своему любил ее, пожалуй, только ее, единственную из женщин, искренне и от души.

– Из-за тебя они разрисовывают лица, словно уличные девки, мажутся ароматными маслами, обливаются духами…

Матушка поморщилась: некоторые особы доходили до того, что нагло пользовались ее собственными притираниями. Она уже выгнала с позором трех.

– Вчера я нашла под подушкой метелку из вороньих перьев, куриную лапу и заячий хвост. – Матушка осенила себя крестным знамением. Как и положено благочестивой донне, она знала, что Господь Всеблагой защитит ее от диавольских происков, однако же, будучи женщиной, испытывала естественный страх.