Вскоре к лагерю стали подплывать индейцы на пирогах. Они предлагали белым кассавный хлеб, плоды, воду в обмен на их безделушки. Для избежания возможных споров при обмене Колумб назначил двух людей для торговли с индейцами. Добытое путем обмена продовольствие делилось между всеми поровну.
Несмотря на радушие туземцев и постоянный подвоз пищи, испанцы скоро стали испытывать острый недостаток продовольствия. Индейцы Ямайки, как и собратья их на других островах, никогда не делали запасов. К тому же они довольствовались малым. Туземцы ближайших к лагерю деревень не могли поэтому снабдить испанцев достаточным количеством продуктов.
Улица в Генуе, на которой находился дом Колумбов
Герб Колумба: слева — герб, данный Колумбу королями; справа — герб, измененный Колумбом
Спасти положение вызвался уже знакомый нам Диего Мендес, добрый гений этого плавания адмирала. Он направился в глубь острова и заключил со многими кациками своеобразные «торговые договора». Кацики обязались отрядить своих подданных «а сбор кассавы, плодов и на охоту за дичью для снабжения ими испанского лагеря. В обмен им должны были выдаваться ножи, гребни, зеркальца, бисер. При каждом кацике оставят испанца, который будет принимать продукты и тут же производить расчет.
Мендес — человек веселого нрава и ловкий дипломат, — обеспечив снабжение белых, выменял у одного кацика за медный таз большую лодку и, погрузив на нее продовольствие, прибыл обратно в лагерь.
Опасность голода была устранена, но нужно было придумать как выбраться с Ямайки. Каким путем передать колонистам Эспаньолы весть о находящихся недалеко от них, потерпевших крушение, испанцах? Ямайку отделял от Эспаньолы пролив шириной в сорок лиг. Переплыть его на туземной лодке невозможно. Скорее всего, смельчаки были бы вынесены сильным течением в море и погибли бы среди его просторов.
Все же это был единственный путь к спасению. Но кого можно склонить к подобной попытке? Колумб считал способным на такой безумно смелый шаг только отважного Мендеса. Мендес, пожалуй, согласится. Адмирал позвал его к себе, и между ними произошел следующий разговор:
— Сын мой, Диего Мендес, — сказал Колумб. — Из всех нас только ты и я понимаем опасность настоящего нашего положения. Нас здесь горсть, а этих дикарей несметное количество. Они непостоянны по природе и раздражительны. При малейшем поводе к неприязни они могут забросать нас головнями и сжечь в наших соломенных каютах. До сих пор они выполняют условие, которое ты заключил с ними насчет продовольствия, но кто знает, долго ли это будет так. Может быть, завтра по какому-нибудь капризу они нарушат договор и оставят нас без пищи. Не имея никаких средств принуждения, мы полностью зависим от них. Я думал об одном средстве, но прежде хотел узнать твое мнение. Вот в чем дело: что, если бы кто-нибудь взялся поплыть в Эспаньолу на твоей лодке и привнести нам оттуда корабль? В таком случае мы были бы спасены. Что ты об этом думаешь?
— Я прекрасно понимаю всю опасность нашего положения; сеньор, — отвечал Мендес, — и знаю, что она больше, чем думают многие. При всем том, я не считаю, чтобы кто-нибудь отважился принять на себя подобное гибельное поручение. Мне кажется, что это дело не только трудное, но и вовсе невозможное. Чтобы достигнуть Эспаньолы, нужно пересечь пролив в сорок лиг, где морские волнения чрезвычайно сильны. Не знаю, кто решится добровольно подвергнуть себя столь очевидной опасности.
Колумб мог ответить только красноречивым взглядом.
— Сеньор, — воскликнул Мендес, — я не один раз подвергался опасности смерти для спасения вас и всех, кто здесь находится. Я готов жертвовать собою и теперь. Но есть недовольные, жалующиеся на то, что ваша светлость всегда поручает мне одному дела, приносящие славу. Поэтому прошу вас собрать весь экипаж и вызвать охотника на предлагаемое вами предприятие. Может быть, и найдется кто-нибудь. Если же все откажутся, то я выйду вперед и сослужу вам эту службу.
Когда Колумб предложил собранным людям свой проект, все объявили его безрассудным. Мендес был теперь удовлетворен. Он выступил вперед и заявил:
— Сеньор, у меня не две жизни, но я готов пожертвовать собою для вас и для блага моих соотечественников.
Адмирал стал писать письма Овандо и королям. Сохранившееся послание Изабелле прекрасно передает душевное состояние Колумба во время его пребывания на обломке судна у берегов Ямайки. Письмо это, написанное в июле 1503 года, походит на вопль. Все оно проникнуто глубокой скорбью и вызывает живейшее сочувствие к писавшему его человеку, разочаровавшемуся в самых дорогих своих надеждах.
«…Преследуемый, забытый, я не могу вспомнить об Эспаньоле и Жемчужном Береге без того, чтобы слезы не увлажнили моих глаз. Благосклонность и выгоды должны доставаться тому, кто подвергает себя опасности. Несправедливо, что люди, всегда препятствовавшие мне в моих делах и замыслах, пользуются теперь плодами их, что трусливо бежавшие из Индий, вернувшиеся в Испанию, чтобы оклеветать меня, получают самые выгодные службы и посты.