Колумб

— Она не могла залететь с Канарских островов — они не залетают далеко от берега, — сказал лоцман.

Пловучих растений становилось всё больше. Они плыли то поодиночке, то сцепившись ветвями, будто маленькие плоты.

Наутро море стало зелёное, словно луг над глубокой трясиной. Плыли травы, похожие на те, что вырастают в расщелинах скал, и другие, напоминающие речные тростники. Некоторые поблекли и высохли, а иные сверкали такой яркой зеленью, будто их только что вырвали из земли. На одной из веток бегал маленький краб.

— Достаньте мне его, — приказал Колумб.

Юнга Ласаро спустился по канату, переброшенному за борт. Он коснулся босой ногой тёплой и густой воды и двумя пальцами ухватил ветку. Его втащили наверх, и он подал ветку адмиралу.

Колумб жадно и нежно смотрел на крохотного крабика.

— Такие гнездятся в прибрежных скалах. Когда протянешь к нему руку, он убегает бочком-бочком, прихрамывая, и зарывается в песок. Ты ловил крабов, мальчик?

Он положил руку на голову Ласаро, и юнга замер, счастливый и гордый этой неожиданной лаской.

— Ловил, ваша светлость.

Но Колумб уже забыл о нём и поспешно ушёл, унося ветку с крабом. Он опустил крабика в стеклянный бокал и прикрыл его листком бумаги. Потом позвал капитана Кóса и сказал:

— Видите этого краба? Такие гнездятся в прибрежных скалах.

— Это признак близкой суши, — сказал капитан и почтительно нагнулся над бокалом.

Течение становилось всё быстрее. Большие стаи птиц летели на юго-запад. Пинсон угрюмо жаловался своему брату лоцману:

— Надо плыть за птицами. По полёту птиц открывают новые земли. Здесь где-то близко земля. Надо держать курс по этим птицам. Я не понимаю, почему Колумб этого не делает.

К вечеру надвинулись густые облака, словно туман, стелющийся над близкой сушей.

Снова летали трясогузки, прилетели два пеликана. Поутру прилетели три маленькие птички, какие водятся в рощах и садах. Они покружились над кораблём, а потом опустились на рею и запели свою нежную песенку. Матросы поймали неизвестную птицу и решили, что это речная птица, хотя она была похожа на морскую чайку.

Изо дня в день дул попутный восточный ветер.

Ещё на Канарских островах Пинсон собирался высадить красавчика Раскона. Но Раскон на коленях, со слезами умолял не разлучать его с его дорогой «Пинтой». Пинсон смилостивился, но пригрозил:

— Если будешь болтать, отрежу твой поганый язык и выброшу его в море.

Раскон крепился и молчал. Теперь он опять бродил по кораблю и тосковал.

— Попутный ветер, — говорил он. — А бывают здесь не попутные?

Потом он прошёл на бак, сел в кружок матросов и затосковал ещё сильней:

— Ох, дул попутный ветер, как старуху на кладбище несли...

— Ты скажи, красавчик, что ты думаешь? — строго сказал Валехо. — Ты прямо скажи, а не виляй и не загадывай.

— А если восточный ветер постоянно здесь дует, — прямо сказал Раскон, — как же мы вернёмся обратно?

Сказал и ушёл, а матросы мрачно задумались о том, что предстоит погибнуть в этих безбрежных водах или, достигнув земли, никогда уже не возвратиться из-за этих восточных ветров.

Но ветры прекратились, и наступил штиль. Море вздымалось таинственно, и нельзя было понять, что тому причиной, когда нет ветра.

Глава пятая О том, как они видели бродячие острова

25 сентября вечером корабли шли рядом, так близко, что Колумб и Пинсон, почти не повышая голоса, могли разговаривать друг с другом.

— Острова где-то здесь, рядом, — сказал Пинсон. Его толстые брови напряжённо трепетали над прищуренными глазами. — Острова здесь. Непонятно, почему мы их ещё не видим.

Солнце заходило, окрашивая последними лучами неподвижный океан.

— Они здесь, — повторил Пинсон.

— Они должны быть здесь, — осторожно поправил его Колумб. — Но возможно, что течениями отнесло нас северней или наши вычисления неверны.

— Птицы летят к этому близкому берегу, — настойчиво сказал Пинсон. — Ароматы несутся к нам с этого берега. К этому берегу несёт нас быстрое теченье. Настоящий моряк поверил бы этим указаниям. Если тебе их недостаточно, смотри, вот они на карте. Они здесь. Лови карту!

Он на верёвке перебросил свою карту Колумбу и в то же мгновенье закричал голосом диким, хриплым, неузнаваемым:

— Земля!

Колумб поднял глаза и увидел эту землю.

На расстоянии трёх миль над полукруглой бухтой амфитеатром вздымался город, светящийся золотом кровель и куполов. Над ним темнело пепельной дымкой нагромождение крутых и округлых гор, и ещё выше ослепительно алели в лучах заката снежные вершины. Багровый, пунцовый, пурпурный остров в сиянии и сверкании заходящего солнца...

На коленях, с протянутыми руками люди замерли и смотрели, как постепенно гасло это величие, это богатство, эта немыслимая, потрясающая красота. И, только когда уже совсем стемнело и ничего нельзя было видеть, Колумб сказал прерывающимся голосом:

— Остров гористый. Быть может, вокруг рифы. В темноте пристать к нему невозможно. Надо ждать рассвета.

Пинсон перегнулся через борт и крикнул:

— Не забудь до рассвета, что первым увидел землю я и мне принадлежит королевская награда.

— Не беспокойся, — сказал Колумб.