Колумб Востока

Недовольные младшие братья покорно тряслись в седлах рядом с Юлианом и Герардом. Пропыленная равнина, покрытая редкими кустиками черной и белой полыни, полувысохшего ромашника, одинокими пучками ковыля, колючим бодяком, действительно угнетала взгляд скудостью и однообразием. Кое-где встречались вздыбленные ветром, оголенные песчаные буруны, которые местные жители называли кучугурами. Земля в руслах пересохших за лето речек потрескалась и спеклась под солнцем, как черный камень. Шустрые ящерицы сновали в шуршащей траве. Из зарослей с шумом вырывались стрепеты и, сверкнув посеребренными крыльями, камнем падали за буруны. Большие птицы с длинными ногами - дрофы - стояли на возвышенностях; при приближении всадников они убегали с удивительной быстротой, изредка взмывая в воздух и снова опускаясь на траву.

Пустыня постепенно понижалась к северо-востоку, где было единственное в этих местах большое озеро - Маныч-Гудило. Солоноватая вода свинцово-неподвижно застыла в низких берегах. К осени озеро словно сжималось, обнажая горько-соленую грязь. Высушенные солнцем, кристаллики соли начинали искриться, и озеро казалось заключенным в сверкающий нимб. Только северный берег был крутым, изрезанным трещинами. Когда ветер гнал туда волны, озеро начинало гудеть, как отдаленный колокольный звон, неясно и тревожно. Не потому ли его назвали Гудило?

Иоанн и Яков вздыхали, поглядывая на скучную пустыню, на неяркое пыльное небо, по которому неторопливо плыло остывающее осеннее солнце. Ночные ветры уже приносили дыхание холода. А впереди был немыслимо далекий путь в неизвестное...

Неспокоен был и сам Юлиан. Но он знал то, чего не знали младшие братья. По рассказам аланов, где-то на краю пустыни, неподалеку от устья реки Итиль, был город под названием Торчикан. В этот город часто приезжают купцы из восточных стран. Юлиан надеялся найти там попутчиков для продолжения пути или крышу над головой и пищу, если придется зимовать.

Глава 5

ТРУДНАЯ ЗИМА

Город Торчикан походил издали на горсть глиняных кубиков, рассыпанную сказочным великаном по желтобурой равнине. Приземистые дома с плоскими крышами то вытягивались в улицы, то кучками теснились друг к другу, а между ними стояли войлочные юрты, которых было даже больше, чем домов. По пыльным улицам, как по степным шляхам, медленно текли отары овец. С глухим топотом проносились табуны низкорослых лохматых коней. Хриплые вопли верблюдов, мычание волов, резкие скрипы тележных колес причудливо переплетались с городским шумом - перестуком молотков в мастерских ремесленников и разноголосым гомоном торга.

Казалось, два мира сошлись в Торчикане - домовитая оседлость и кочевая стихия, которая то захлестывала город, то уползала обратно в степи, как морская волна от песчаного берега. Такими были все города в степях. Постоянно в них жили торговцы и ремесленники, а скотоводы-кочевники уходили со стадами на летние пастбища и возвращались в город с наступлением холодов.

Сейчас, на исходе осени, кочевники возвращались в Торчикан. Юлиан и его спутники затерялись в толпах громкоголосых, разноязыких, бряцающих оружием, свирепого облика людей, которые двигались к городу без дорог, прямо по степной целине, будто вражеское войско во время нашествия. Никто не обращал на монахов внимания, никто не поинтересовался, кто они и откуда. Торчикан был открыт для всех людей без различия. И - одинаково безразличен ко всем приходившим в него. Не сами по себе люди почитались в Торчикане, а принадлежавшие им стада, серебро или товары, обладание которыми поднимало немногих избранных над бесчисленными толпами черни.

Или верные сабли наемных и родовых дружин, которые ценились здесь даже больше, чем богатство. Силу в степном, лишенном твердых законов мире уважали превыше всего...

У Юлиана не было ни богатства, ни силы. Охранная грамота короля Белы стоила здесь не дороже пергамента, на котором была написана. Хозяева домов презрительно оглядывали изможденных, оборванных монахов и ленивым взмахом руки отсылали их прочь. С большим трудом Юлиану удалось найти пристанище у грека Никифора, который заинтересовался рассказами о своей далекой родине. Юлиан, как мог, старался удовлетворить любопытство беглого грека и тем добился его расположения.