Колумбийская балалайка

Отец Януарий с призывом: «Опомнитесь!» — мелькал тут и там, хватая окружающих за руки. Его и деликатно, и не очень отстраняли.

Русские перемещались и о чем-то переговаривались.

Парни в боковых проходах смотрели сквозь прицелы и выжидали, сжигая нервы.

Панамец требовал выдачи какого-то Сукнова.

Русская и испанская речь причудливо перемешивалась под сводами церкви Святого Антония.

Все. Диего понял, что ни о каком контроле над ситуацией говорить уже не приходится. Дону Мигелю он не сообщил о своих подозрениях касательно святого отца и девчонки Летисии. А подозрения возникли сразу же, едва он выслушал просьбу падре и его воспитанницы. Слишком уж нервничали оба, слишком уж не вовремя им вздумалось звонить… И он проследил за ними. Он ничего не сообщил Мигелю даже тогда, когда приказал взорвать церковную дверь. Даже тогда он всего лишь проверял предположение. Не будешь же беспокоить дона Мигеля из-за каждого подозрения! А вот сейчас уже пора…

Диего выдернул из кармана рацию.

— Положь трубку! Трубку положь! — взревел Михаил и бросился к той скамье, к ножке которой был прикручен сержант Лопес. — Танька, переводи, не высовывайся! Пусть бросает рацию, или я пристрелю Лопеса!

— Я пристрелю его, если кто-то дернется! — Продолжая удерживать Вовика одной рукой, Любка вытянула руку с пистолетом, направив его на старика Борисыча. И перешла с испанского на русский: — Борисыч, иди сюда!

Борисыч безропотно подошел и приставил свой живот к дулу Любкиного пистолета.

— Я убью его, и он не достанется никому!

— Нет! — вскрикнул Леха, увидев, что Летисия тоже вздумала вмешаться в конфликт. Он придавил ее рукой и, высоко подняв автомат, потряс им. — Только суньтесь, гады!

Бизнесмен Сукнов тем временем отвязал Лопеса, вскинул его на ноги и сам встал за спину сержанту, прикрываясь им как щитом.

— Переводи, Танька! Я убью его, завалю, мочкану, загашу, если этот волосатый не бросит рацию, если его люди не сдадут стволы!

— Ты?! — Тут пришел черед изумляться Диего Марсиа. — Живой?!

Лопес промычал что-то, стараясь выдавить языком кляп.

— Это они убили Энрике, владельца катера «Виктория»! — постаралась перекричать остальных Люба, глядя на панамцев. — Эти подонки! Они взорвали катер «Виктория», капитан Энрике Хаурес спасся вместе с нами, но они убили, убили его! Убили невинного человека! Застрелили!

— Я пристрелю любого, кто посмеет стрелять в церкви! — Педро Носалес, видя, что точка кипения достигнута, выхватил из кобур оба свои револьвера, привычно крутанул на пальцах, потом один револьвер приставил к затылку Диего Марсиа, а другой нацелил на Астремадураса. И тут же в затылок самого командате Педро уткнулся холодный ствол молчаливого детектива Кастилио.

А Диего Марсиа было уже все равно, что там коснулось его затылка. Диего почувствовал, что голова у него идет кругом и где-то не за горами обморок. Но он нашел в себе силы на упреждающий крик:

— Отряд, не стрелять без команды! Никому не стрелять! Голову оторву, кто выстрелит!

«Почему они не убили Лопеса? — скакал на уме у Марсиа вопрос, как патефонная игла на заевшей пластинке. — Почему не убили?..»

— Мы будем убивать ваших женщин! — брякнул кто-то из тех, кто прятался в боковых проходах.

И тогда отец Януарий забрался на скамью.

— Послушайте меня…

Он воздел руки. Смешной маленький человек.

— Послушайте меня!!!

Не сразу, но все замолчали. Потому что на крики ни у кого запала уже не осталось, в легкой передышке нуждались все.

Все замолчали, но оружие никто не опустил и не отвел.

— Послушайте меня!

Добившись тишины, отец Януарий чуть понизил голос:

— Когда-то я убил человека. Я был тогда молод, как вы. И дал обет посвятить свою жизнь Богу. И я посвятил себя Богу. Не знаю, заслужил ли я прощение, но я заслужил, чтобы к моим словам прислушались. Вы сейчас пребываете в кромешной тьме неведенья, ярость переполняет ваши сердца, вы — словно Савл до того, как ступил на дорогу в Дамаск, где открылась ему истина, где свершился чудесный перелом, сделавший его апостолом Павлом. Нам Богом дан язык, и язык может заменить оружие. Вам нужен разговор. Я готов помочь вам. А Бог поможет тем, кто прав…

— …А я тебе говорю, что при коммунистах не было такого раздолбайства. И деньги платили нормально, и за семью не страшно было, и пенсия опять же нехилая. А теперь что? Вот у тебя какой оклад?

— Три двести… — размеренно, чтобы не сбить дыхалку, признался «морской еж» Денис Грубин. — Плюс премиальные… за выполненное задание… плюс командировочные… если в заграницу пошлют.

— Ну и сколько это на круг выходит? Тысяч пять в месяц? А ты без пяти минут офицер! Осторожно, бля, не видишь, место топкое, слева обходи… А то, что жена тебя месяцами не видит, что шкуру свою под пули подставляешь неизвестно где и неизвестно за что, это нормально? Раньше хоть кровь проливали за Советский Союз, за Империю, которой капиталисты боялись как огня, а теперь за что? Нет, вот ты мне ответь: за что?