Знаю одно: море напоминало в этом месте реку: стремительно катились мимо берега короткие волны изумрудного цвета, и было видно, как течение несло бесчисленное множество льдин, увлекая их в неведомые дали.
И вот откуда-то вынырнули черные, напоминающие гробы челны. На каждом челне было около десяти гребцов и с ними до десятка девочек. Все они были в белых платьях, с непокрытыми головами. Все они были прекрасны, как вообще все дети этого странного и ужасного народа.
Тут, на свежем воздухе, понятно, уже не действовали чары ядовитого сладкого зелья, курившегося в амфитеатре на жертвеннике. Но, по-видимому, девочки, обреченные в жертву Индре, были предварительно опоены другим снадобьем: они весело перекликались звонкими голосами, они беззаботно хохотали или пели.
Выждав появление какой-нибудь большой льдины, гребцы цеплялись за нее баграми, и тогда обреченные на гибель дети с серебристым смехом покидали челн, вскакивали на льдину, схватывались за руки, становились в кружок, начинали плясать.
Они пели, эти несчастные, и по мере того, как льдина, увлекаемая бурным течением к востоку, удалялась от берега, все слабее и слабее доносился звук их голосов, замирала их песня.
А на берегу стояла тысячная толпа и следила за уплывающими в вечность существами…
Но довольно, джентльмены: я не могу больше говорить об этом…
Не помню, как и когда мы вернулись в нашу камеру. Должно быть, как реакция против действия жертвенного зелья, наступил глубокий сон.
Сколько часов длился он, я решительно не умею сказать, да это и не важно.
От сна этого меня разбудили весьма чувствительные толчки. Оказалось, это — Макс.
Взглянув на него, я поразился: Макс успел уже бросить усвоенный нами костюм «людей света» и оделся, как раньше, в меха, преобразившись в типичного зверолова ледяных полей. Таким же точно звероловом был уже одет и Падди.
— Скорее, скорее! — кричал на меня Макс. — Вот твои лохмотья. Одевайся моментально, иначе все погибло.
— В чем дело? — вскочил я.
— Старый «хранитель тайн» или «великий единый» уснул вечным сном. Его место занял Ту-Ваи. Завтра с нами будет то, что было сегодня с несчастными семьюдесятью мальчуганами: решено заставить нас драться друг с другом на потеху любителям кровавых зрелищ. У них разыгрался, по-видимому, аппетит. Но наш старый друг сдержал свое слово, предупредил. Его посол только что был тут. И знаешь, кто это? Никогда не догадаешься.
— Не стану ломать себе голову, — ответил я, торопливо одеваясь. — Важно улизнуть из ловушки, и только…
— Представь, это — мать Энни, та самая женщина, которая…
— Которая тогда в центральном зале кричала, увидев Энни?
— Ну, да. Энни, оказывается, тоже присуждена к смерти. Мать хочет избавить ее.
— Так что бежим все вместе?
— Разумеется. Но ты готов?
В это мгновение послышался осторожный стук в дверь, и в комнату вошла высокая, статная женщина в обычной одежде «детей света». Ее прекрасное лицо было бледно, под глазами ясно виднелись черные круги. Она вела, обняв за талию, Энни, тоже уже переодевшуюся из кисейных одежд в меховой костюм эскимосов.
— Иди, дитя! Иди. Может быть, в самом деле, Индра спасет тебя, — шептала мать Энни, целуя лицо плачущей девушки.
Потом мы пошли: мать Энни впереди, мы гуськом за нею.
На этот раз мы шли опять совершенно неведомыми мне закоулками: дело в том, что мать Энни, сделав два шага по коридору, с силой навалилась плечом на какую-то плиту. Плита сдвинулась в сторону, открыв темную, зияющую щель. Это и был тот самый тайный ход, о котором говорил умерший «хранитель тайн».
Мать Энни на ходу торопливо шептала Максу, а тот кратко передал нам ее слова:
— Надо спуститься в пропасть по веревке с узлами. Там вы найдете коридор, который выведет вас к подножию холма, на котором стоит город света. Там уже заготовлены сани с грузом припасов, складною палаткой, запасными одеждами. Море на юг еще не разбило своих ледяных оков, и путь труден, но свободен. Держитесь все время на юг, и только пройдя остров «Дымящейся горы», сворачивайте на юго-запад. Да спасет вас Индра! Больше я ничего для вас сделать не могу…
А мы шли или почти бежали по коридорам, освещая путь при помощи захваченного Энни маленького ручного фонарика, и часто мы слышали за стеной звуки песен, звон струн, клики пирующих: роковой «день чисел» и человеческих жертвоприношений заканчивался оргиями, и весь этот народ племени «детей света» отдавался буйному веселью, быть может, топя в вине злую тоску-кручину по погибшим такой ужасной смертью детям.
Но нам было теперь не до размышлений о «людях света» и их ужасных обычаях: через несколько минут мы достигли уже того места подземного коридора, где этот последний заканчивался вертикальным колодцем.