— Простите, госпожа, что я осмеливаюсь… Я, как вас увидел… Вы такая… Красивая… живая… Как я мечтал… Вы знаете… Я мертвый. Я так хотел, мечтал быть живым, сильным. Смеяться, плакать, скакать на белом коне… Да что там, как угодно, даже томиться в подземелье, бежать, прятаться, но — жить! Я знаю, для всего этого нужна живая душа, а у меня нет души. Я смотрю на эти цветы и знаю, что они прекрасны, но сам я этого не вижу, я только читал об этом в книгах господина, когда он уезжал по делам, и у меня было много свободного времени. Там есть книга, как составлять букеты, я ее выучил, чтобы букеты понравились господину, но он почти всегда недоволен. И о красоте восходящего солнца я лишь читал, а для меня самого утренняя заря лишь сигнал греть воду для омовения господина. Я хотел сам видеть красоту, я мечтал любить…
Аннеке разозлилась. Еще не хватало, утешать куклу! Как будто мало своих забот. Но она подавила в себе этот недостойный порыв. Эд ни в чем перед ней не виноват. Она придвинулась и ласково взяла слугу за руку.
— Не печалься! Все поправимо! Можно, наверное, вложить в тебя душу, что-то такое я об этом читала… или слышала от наставниц! А еще подумай, обладание живой душой несет не только наслаждение красотой и любовью. Придет и страдание, и неудовлетворенность собой, и сомнения, а потом старость, болезни и, наконец, смерть, ждущая, в конце концов, всех живых. Слушай, а ведь ты страдаешь, желаешь чего-то неведомого тебе, может быть, у тебя все же есть душа? Ведь и среди людей есть такие, кто плохо чувствуют красоту, еще не знали любви и слишком угнетены своими обязанностями! Твой мир чересчур маленький и спокойный, вот ты и затосковал. Попроси своего господина, он согласится, он отпустит тебя… Все наладится!
Юноша низко склонился к ее руке, коснулся губами, выпрямился, заглянул в самую душу Аннеке голубыми глазами. По щеке сползла слеза. Его лицо стало спокойным и исполненным печалью.
— Нет, госпожа. Ничего этого не будет. Простите меня.
Он вдруг резким движением сорвал с шеи Аннеке ладанку с Солью Мира и отшатнулся назад.
— Что ты делаешь?
Аннеке хотела ему помешать, но не успела. Игрушечный слуга как-то необычайно быстро развязал тесемки кожаного мешочка, вытряхнул талисман на ладонь и сжал пальцы. В его руке вспыхнул нестерпимо яркий голубой огонь, немедленно охвативший все маленькое тело. Целую невероятно долгую минуту слуга, не проронив ни стона, горел заживо, сжимая в вытянутой руке Соль Мира, тоже превратившуюся в язык пламени, видно, за компанию. Аннеке хотела и не могла оторвать глаз от искаженного лица, залитого слезами, пока огонь не охватил кукольного юношу целиком. Она знала, что это зрелище будет сниться ей в кошмарах всю жизнь.
На полу осталось черное, обугленное до неузнаваемости, скрюченное нечто, ничуть не похожее на человека. Сломанная игрушка… А рядом в черной мантии стоял Димир с холодным окаменевшим лицом. На Аннеке он не смотрел, будто ее тут не было. Девушка не могла ни пошевелиться, ни закричать. Маг постоял, потом шагнул к обугленному трупу и, сломав черные, хрупкие негнущиеся пальцы, сжатые в последнем смертном усилии, завладел талисманом, перебросил его с руки на руку, как бы примеряясь, стиснул в ладони, постоял немного, прислушиваясь к себе и к талисману, и спрятал его в мешочек на груди.
Аннеке слепо смотрела на него. Димир словно только что заметил ее, пожал плечами и протянул ей руку. Она шагнула было навстречу, но, чуть не наступив на черное тело, запнулась, шатнулась назад и бросилась бежать к двери. Димир, мгновенно переместившись к двери, заступил ей дорогу, она оттолкнула его обеими руками и скатилась по лестнице вниз. Маг сдавленным хриплым голосом крикнул ей вслед:
— Не выходи!
Но она уже всем телом ударилась о входную дверь.
Створка с легкостью отлетела, и тут же Аннеке схватили чьи-то руки, зажали рот. Она забилась, вцепилась зубами в держащую ее ладонь, ударила пяткой по чьей-то ноге. Пленивший ее охнул и выругался, и Аннеке узнала голос Файдиаса.
Он прошептал ей прямо в ухо:
— Молчи! Я скажу, что маг похитил тебя, хотел превратить в заложницу… Ты только молчи, ни в чем не сознавайся, и я все улажу.
Аннеке легко высвободилась из его рук и огляделась: перед домом полно стражников, но не они сила. Стражники сбились в кучу как можно дальше от двери так, что чуть не скатывались с обрыва, перешептывались, и каждый старался спрятаться за другого. А вот впереди них — Аннеке его сразу узнала — жуткий старик из ее видения, и верховный маг Эномиель, оба в полных магических облачениях, увешанные амулетами, с магическими жезлами в руках. Эномиель держался чуть сзади и выглядел старым и усталым, но жезл в его руке был поднят так же грозно, как и у Хейста. Файдиас пожал плечами и чуть виновато сказал:
— Король пошел на принцип. Я ничего не смог сделать для вас.
Аннеке вспыхнула:
— А откуда ты вообще знаешь?..
Файдиас вновь пожал плечами: