Колыбель качается над бездной

Плохо же ты меня знаешь, старичок! Думать я об этом буду постоянно, пока что-нибудь не придумаю. Ведь безвыходных ситуаций не бывает, не так ли?

Дмитрий между тем продолжал:

– До вас с Леной сюда очень долго никто не поступал. Все эти люди живут здесь так давно, что никто из них уже и не помнит своей прежней жизни. Говорить с ними об этом совершенно бесполезно. Я пробовал: полный ноль.

– Кто-то стёр им память? – деловито спросил я, решив блеснуть эрудицией.

– Да нет, вряд ли. Просто они всё забыли. Сами. Та, прежняя жизнь, перестала их интересовать, новые интересы полностью вытеснили её, и она выветрилась у них из памяти, как балласт, мешающий продуктивной научной работе.

– А ты? Ты ведь не забыл?

Взгляд его потускнел, стал почти стеклянным, однако в самой глубине его глаз я сумел уловить искорку острой боли, след старой незаживающей раны, продолжавшей кровоточить.

– Лучше бы я всё забыл, – прошептал он.

Он отвернулся. Глаза его блеснули от предательски набежавшей влаги. Я не стал бередить его прошлые раны излишним любопытством и переключился на более безопасную тему.

– Как же все эти люди попали сюда?

Он пожал плечами.

– Думаю, так же, как и я. Получили направление в служебную командировку на некий режимный объект. Своевременно были доставлены по назначению. Перевалочный пункт – та самая военная база. Уверен, никто из них тогда не думал, не гадал, что эта поездка – только в одну сторону. Знаешь, как камикадзе во Вторую мировую? Самолёт заправлялся из расчёта на полёт только «туда», «обратно» из сценария исключалось. Мы тоже стали камикадзе, с той единственной разницей, что японские асы знали, на что идут, нас же держали – и держат – в полном неведении. Многих наверняка оторвали от семей, от жён, детей, матерей, они и проститься-то толком, думаю, не успели. Рядовая командировка, пять-семь суток – и назад. Увы, назад не получилось. Представляешь, каково было их близким? Неделя, вторая, месяц, полгода – ни слуху, ни духу. И, главное, никто ничего не знает. Какая такая командировка? Первый раз слышим. Отойдите, гражданка, не мешайте решать важные государственные вопросы.

– И что же, никто из них не пытался вернуться назад? Ни у кого не проснулось хоть малейшее чувство ностальгии по прошлому, по близким?

Он неопределённо покачал головой.

– Они – другие. Стали другими. И что у них там на душе, один Бог знает.

– Чертовщина какая-то! Зачем их всех здесь собрали? Тебя? Меня, Лену?

– Я тоже задавался этим вопросом. Но на вопросы, как ты уже понял, здесь ответы давать не принято. Поэтому выскажу только свои догадки, а уж насколько они верны… – он развёл руками. – Судя по моим наблюдениям, здесь собрали молодых перспективных учёных, отобранных в разное время со всего Союза. С момента моего прибытия контингент здешних обитателей практически не изменился. Я хочу сказать, что основной набор был завершён ещё в начале семидесятых. Для них был построен настоящий научный городок, в котором они с тех пор с удовольствием трудятся.

– И кто всем этим руководит? Должен же быть кто-то, кто направляет весь этот научный процесс в нужное русло! Кто-то, кто стоит за всем этим.

– Должен. Но его нет. Люди просто приходят каждый в свою лабораторию и работают. Сами выбирают сферу применения своих знаний, опыта и научного потенциала. Сами определяют круг исследований. Иногда объединяются в группы «по интересам». Но всё это стихийно, без какого-либо видимого внешнего руководства. Зато для них созданы все условия для работы. Они ни в чём не знают недостатка: ни в приборах, ни в материалах для опытов, ни в информации. Все лаборатории оснащены самым современным оборудованием, включая ЭВМ.

Я усмехнулся.

– ЭВМ? Это что-то вроде допотопных монстров типа «Минска» или БЭСМа, работающих на перфокартах?

– Я говорю о новейших компьютерах, – заметил Дмитрий.

– В семидесятом ещё не было компьютеров, – возразил я.

– Ты плохо меня слушал, Виктор. Самым современным на сегодняшний день. Техническая база здесь постоянно обновляется. Как, когда, кем – не знаю, не видел, но это факт. Да ты зайди в любую лабораторию, сам увидишь. Тем более, ты сам недавно «оттуда» – запросто отличишь современную технику от морально устаревшей. Я, конечно, в компьютерах ничего не смыслю и об их возможностях знаю лишь понаслышке, но видеть в работе приходилось. Двери в любую лабораторию здесь всегда открыты. Секретов никто из своей работы не делает, поскольку утечка информации вовне исключена. Вот и хожу иногда по лабораториям, удовлетворяю праздное любопытство.

– А ты сам-то к учёной братии разве отношения не имеешь?

– Да из меня учёный как из свиньи паровоз! Я ведь раньше, до «командировки», в редакции газеты «Ленинское знамя» работал.

– Как же ты здесь оказался?

Дмитрий развёл руками.