Колыбель качается над бездной

– Ты знаешь… Вернее, ты ничего не знаешь… Дело в том, что… – он исполнил увертюру из ничего не значащих слов, чтобы за это время набросать лживое либретто. Как ни как, я стала неплохим музыкантом.

– Ее там не было. Я ночевал с мальчиком. Она уезжала.

– Еще слово, Андрей Константинович, и я окончательно перестану вас уважать. И себя… За то, что вам верила.

– Она, правда, уезжала. Ребенок был один. Нельзя же его бросить! Ей некому помочь!

– Мне все это не нравится…

– И мне не нравится!

– Чужие мужчины не сидят с чужими детьми. Что у вас с ней?

– Ничего нет! Ничего!

– И ничего не будет?.. – закончила я его любимую фразу.

– И ничего не будет!

– До свидания, Андрей Константинович, – я открыла дверцу, собираясь уйти.

– Подожди, не уходи.

– Я больше не желаю вас слушать. С меня хватит обмана. Вы планируете изворачиваться всю жизнь?

Смелость берет города. И противник сдался.

– Хорошо. Я должен все тебе рассказать.

И вот вам, читатель, содержимое другой чаши весов.

– Понимаешь, с Мариной я встречаюсь уже пять лет. А тебя увидел и …– рассказывая, он старался на меня не смотреть. – Поверь, мое отношение к тебе шло от души. С тобой я спокоен и удовлетворен и не обращаю внимания на сложные отношения с Мариной. Она – тяжелый человек. Там в отношениях главную роль играет ребенок. Он очень ко мне привязан. Знаешь, что говорит? Андрюша, ты будешь с нами жить? Нет, отвечаю, я живу с больной мамой. А папкой моим будешь? Представляешь? Я ему внушаю, что у него другой папа. А он: нет, я его не люблю. Я люблю тебя. Всю душу мне вытряс.

Я сидела, оглушенная горькой правдой. Моя прекрасная, бережно хранимая сказка оказалась всего лишь корявым шаржем. Есть чувства высокопарные и даже пафосные, а есть другие, которые вызывают стыд, конфуз и отвращение. К таковым относится гнилостное чувство разочарования. Мне захотелось вырваться и бежать без оглядки. Монстр удержал меня за локоть.

– Постой, Наташа! Я не могу без тебя и, конечно, очень перед тобой виноват. Я просто свинья. Но поверь, там только обязанность. Я очень ответственный человек. Ну, как я брошу их? У нее кроме меня никого нет. Матери она не нужна. Муж бросил ее с грудным ребенком на руках. У меня с ней постель-то бывает крайне редко. А ты во всем меня устраиваешь.

Я очнулась:

– Правда, устраиваю?

Он обрадовался: – Правда.

– И нигде не жмет?

– Ну, зачем ты так? Я ведь душу тебе открываю, а ты… Не хотел говорить, но самое страшное для мужчины – сексуальная зависимость от женщины. Я зависим от тебя, и такого за всю жизнь не припомню. Хотелось бы и дальше с тобой общаться. Я сейчас должен… (мнется). Дело в том… Я, наверное, поселю их в свою квартиру… Думаю, мне придется с ними жить, хотя я этого не хочу.

У меня зашумело в ушах, словно от удара по голове. Вот для кого ремонт, и вот почему дочь бойкотирует.

– Повторяю, все это только из-за мальчика. Но ты подумай, не руби с плеча. Ты нужна мне. Я понимаю, тебе нелегко согласиться, поскольку придется прятаться от всех. Если Марина узнает, она тотчас уйдет, и мальчику будет нанесена травма. Я очень рискую, но готов рисковать ради тебя.

Надо же, какое благородство! Посмотрите на него!

– На минуточку не приходит вам в голову мысль, что это предательство? – мой голос звучит спокойно, а в фантазиях звенит звонкая пощечина.

– Нет. Я так не считаю. Можно иметь несколько женщин и всем помогать, а можно жить с одной и висеть на ее шее.

– Какой ужас!

– Ужас был с твоим мужем. Его слезы и слова любви подтверждения в поступках не находят. Он живет как барон, а вы ютитесь на пятнадцати метрах, да еще за немалые деньги. Ты подумай. Скажешь, что ничего между нами больше не будет, я не стану предпринимать никаких поползновений. Во всяком случае, постараюсь. С домом помогу. До определенного момента. Потом все. Просто так ничего не делается.

– Я подумаю, – сказала я.

– Вот и хорошо. Когда?

– Сейчас. Я подумала. Мой ответ нет.

– Это глупо. Ты пожалеешь. Без меня станет тяжело.

– Без чего станет тяжело? Без обмана, предательства или без вашего тела, к которому прикасается другая?

– Без моей помощи.

– Я не продаюсь. У вас все равно нет и не будет столько денег, сколько стоит человеческое достоинство.

Занавес.

Глава 19

Дальше начинаются последние конвульсии моей любви. Чисторосая манящая красота облетела. Осталась ядовитая сущность. Она засасывала меня как трясина, отравляя. Однажды вдруг почудится, что любовь оживет, “горячий яд испив”, потянется к солнцу, но лишь для того, чтобы рухнуть и разбиться.

Отцу стало лучше и, казалось, началось выздоровление. Это организм излил последние соки, обманывая боль и заглушая симптомы. Отец улыбался и радовался улучшению. Жизнь воспарила на раненых крыльях, чтобы однажды рухнуть и разбиться… Отца не стало.