Колыбель качается над бездной

Сам опешил, дернулся, воровато засерпантинил по приемной. Поправил галстук и ушел в кабинет. Мама легонько толкнула меня в плечо, подмигнула, сдерживаясь от смеха, а я гордо выпрямилась и захорошела.

Странная игра продолжалась. Чувствуя, как понизилась моя оценка по отношению к нему, Монстр поджато мерил шагами свою жизнь и спорил с гордостью. Выспорил. Смс-ки с угрозами прекратились. Пошли виноватые и тосковатые. Нет, чувства не выдавал. Сожалел о потери. Напрашивался помочь. Получал отказ и плелся восвояси, в жизнь без меня.

Чувства не должны быть сильнее разума! Не все страсти оправданы. И важность, равно как и нужность их оказывается подчас лишь иллюзией.

Так говорю я себе, а сама на грани срыва. Тоска зашкаливает. Боль от предательства давит как плита. Но больше всего угнетает нелепая, неисправимая аберрация моей судьбы, трещиной – шрамом зачеркнувшая два года жизни. Два года преданности, верности, поклонения любви! За что? За что? За что? Если бы раз и навсегда этот человек сказал, что он хочет, хоть раз сказал правду, я приняла бы его позицию, переболела и забыла о нем. Но он отпускал, приближал, дергал, заставляя путаться в противоречивых выводах. Месяц таких шатаний был бы невыносим, но два года – в пору панихиду заказывать.

Мишка спешит мне на помощь. Везет кальян. Мы балуемся ароматным дымком, играем в четыре руки на пианино.

– Ты опять сегодня не согласишься побыть моей любовницей? – смотрит исподлобья.

– Миш, ты мне и без этого нужен. Мало что ли?

– А всеми остальными достоинствами не пришелся ко двору?

– Ты самый красивый, самый лучший, самый плюшевый друг на свете!

– Ясно, – шутливо понуривается, – поедем купаться?

– А не холодно?

– Я тебя согрею. В смысле, у меня в машине теплое одеяло.

И мы поехали. Телефон я отключила, чтобы Монстр не мешал оживать.

Пока я осторожно ступала в предосеннюю рябь, привыкая к ее настуженности, Мишка разбежался и снес меня с безопасного места. Мое тело, взбодренное природным тоником, заискрилось. Мы плавали, плескались, играли в догонялки, брызгались, ссорились, мирились. А потом отогревались в Мишкиной машине и курили кальян. По дороге домой я включила телефон. Заклубились, заклубились звонки и сообщения. Я не знала, что обезумевший от догадок Свирепрь безответно колотит в мою дверь. Одинокий вид моей железной подруги, все это время мирно ожидавшей возвращения хозяйки, видимо окончательно вывел его из равновесия.

С безмятежным настроением мы подъехали к дому, договорились, что мой спутник подбросит меня домой от стоянки. Я вышла из его авто, пересела в свою тойоту, завела двигатель и … обомлела: в кустах, через дорогу спрятался знакомый внедорожник. Мне даже не пришло в голову задуматься, сколько времени Монстр ведет наблюдение из укрытия, что вполне было интересным. Нам с паникой было не до интересов. Я сделала быстрый звонок Мишке, чтобы он не ждал и не привлекал внимания. Он включил заднюю скорость, но из внимания убраться не успел. Монстр выкатился из укрытия, лоб в лоб прижался к Мишкиному фольксвагену и закричал из окна:

– Не надо спектаклей, не надо! Номер я запомнил!

Мишка выскользнул из лап Свирепря и пустился наутек. А пока Паук гнал противника, я улизнула тоже.

Глава 21

Меж тем первый этаж из бруса вырос. Необходимо было заняться перекрытиями. Сюда требовались хорошие, ровные по всей длине лаги, которые изготавливались из средней части дерева. Решить эту задачу оказалось мне не под силу. Торговля лесом в области приостановилась. Я объехала все лесопилки и склады и поняла, что строить дальше не из чего. Если дерево целиком предлагалось, то неровное и неподходящее по крепости для перекрытий. Я встала на распутье. Но у меня был выход. Туда подталкивала меня и мама. Она приводила миллион доводов, с которыми нельзя было не согласиться. Они заключали следующий смысл: любовь тает, измена забывается, а монументы жизни остаются на десятилетия. Моя природная гордость могла затопить не только всякий страх, но и здравый смысл. Под ее действием я была способна совершить, не подумав, вредные для себя “подвиги”. Я это знала. И думала. Я принимала мамины советы головой и отвергала сердцем. В одном полушарии мозга рисовался дом с зеленой крышей, а в другом – образ Марины за спиной общего благодетеля.

Только благодетель снова и снова тискал мой номер.

– У тебя как на душе? Хорошо?

– А почему вас заботит моя душа? Вы мне не муж и не отец.

– Потому что моя душа болит. Неужели твоя спокойна?

– А вот это не ваше дело. Позаботьтесь о душе и теле своей супруги.

– У меня нет супруги, ты ничего не знаешь. Она скоро уедет. Зимой.

– Ну и что? Это не меняет дело.

– Я живу с ней только из-за ребенка! У меня ничего с ней нет!

– Что вы говорите? Она что же, рябая, кривая или покрыта чешуей? Да и с ней рядом не мужик в гробу.

– К ней муж иногда приезжает.

– Вы нормальный мужчина или засомневаться? Значит, муж ее ублажает, а вы ее сон охраняете?

– Не язви, пожалуйста, ты ничего не знаешь.

–Опять! Вам самому не надоела эта фраза?

–Ничего ты не знаешь о моих чувствах к тебе. Да и я раньше не знал.