Колыбель качается над бездной

Ну, зачем я поеду? К чему купилась на жалость? Жалел ли он меня, когда прятал машину в кустах, а сам тешился с Мариной? Или когда обманом затаскивал в постель и, что еще хуже, в чудовищные отношения? Или когда выносил жестокий вердикт после двух лет моего доверия и проросшей привязанности? Конечно, мне не нужны такие отношения. Или нужны больше, чем не нужны? Что ж, значит, это будет очередной ход в новой игре с фарисеем.

И вот он стоит передо мной, робкий и растерянный. Боится шелохнуться, словно от этого я тотчас исчезну.

– Что же вы хотели сказать?

– Проходи, садись. Не бойся. Я не трону, как и обещал. Хочешь кофе или вина?

– Нет, не хочу.

Я присела в кресло. Знакомое, любимое. Теперь оно принадлежит другой.

– Я хотел сказать, что многое понял, потеряв тебя. Я сделал большую ошибку. У нас ничего с ней не получается. Я живу в отдельной комнате.

– Мне все равно.

– Хочешь, я скажу правду? Хочешь?

– А вы умеете говорить правду?

– Не надо, не издевайся. Понимаешь, когда я привел ее в квартиру, она сразу потребовала сделать ее собственницей. Не хозяйкой, не женой, а единственной собственницей. Я отказался, ведь у меня есть законные наследницы – мои дочери. После этого она объявила мне войну. Не готовит, игнорирует, постоянно выказывает свое раздражение, придирается. Такое ощущение, что изводит. За две недели мы парой слов не обмолвились. Друг друга выносим с трудом. Выгнать я не могу ее, мальчонку жалко. Да она и не уйдет. К матери мне дорога отрезана. Сюда тоже уйти не могу. Меня родственники не простят! Получается, отдал квартиру чужой женщине с ребенком за просто так, а сам остался за порогом. Позор. Я лгу матери, что все у нас хорошо. Сам себе готовлю, если есть время, но чаще голодаю.

– Вы же мужчина. И не бедный. Купите ей квартиру.

– Еще чего! Ей это только и нужно! Она хотела использовать меня! Ничего не получит!

– Значит, с Мариной не выходит, меня можно из запаса достать?

– Как ты не права! У меня была и есть к тебе патологическая тяга. Просто считал себя ответственным перед ней и мальчиком. А по вечерам так тяжело бывает, что хочется напиться и забыться. Я сделал неправильный выбор! Я доведен до отчаяния! Представляешь, иногда мечтаю умереть, чтобы с того света увидеть, как мои родственники будут ее из квартиры выталкивать.

– Ужас!

– Да, если уже о смерти мечтаю. Знай, у меня никого нет, кроме тебя.

– А я не хочу прежних отношений. Они не принесли мне удовольствия. С несвободным мужчиной мне связь не нужна.

– Если бы я только мог изменить ситуацию! Если бы только мог! Прости меня за все. Я думал, что смогу прижать тебя к себе, обнять крепко-крепко и отогреть.

Я молчу. Солнце за окном садится. Ярило опускается к моим ногам, обнимает за колени. Боже, как я его хочу! И как же ненавижу!

– Раздевайтесь, Андрей Константинович.

Смотрит с недоумением и надеждой.

– Я соскучилась по интиму.

Быстро начинает сбрасывать с себя одежду. Протягивает мне руку, чтобы вести за собой. Прикосновение обдает предвкушаемым таинством. Здравствуй, любимая черная кровать, слегка забытая, но такая волнующая. Он увлекает меня на постель, пытается поцеловать. Я ласково прикрываю его губы ладонью. Странная парочка: он гол, я одета. Скольжу пальчиками по такому родному телу! Касаюсь твердеющих сосков, опускаюсь ниже. Он вздрагивает, неотрывно смотрит мне в глаза. Доверчиво, как я когда-то…

– Перевернитесь на живот, Андрей Константинович. Я хочу кое в чем признаться.

– А зачем же на живот?

– Я признаваться буду письменно.

Он перекатывается, как довольный тюлень под редкими солнечными лучами.

Идея пришла мне в голову, когда на глаза попались фломастеры, раскиданные в углу комнаты. Значит, здесь вовсю хозяйничает Данилка. Больнее всего видеть игрушки. Я чувствовала бессилие перед самым крепким звеном в цепи чужой жизни.

Часть фломастеров лишилась колпачков, и, наверное, была мальчиком отвергнута. Другая лежала в бережной, лелеянной стройности. Я незаметно почерпнула пару долговязых предметиков из той и другой стайки и пронесла с собой.

– Я напишу на вашей спине один секрет. Отгадаете – он ваш.

– Только не спеши.

– Смотрите, у меня фломастер, который не пишет.

Я продемонстрировала несостоятельность высохшего язычка.

– Я понял, пиши.

Украдкой заменив бесшляпного писаку на его собрата, я старательно вывела на спине Монстра:

“Я тибя лублю нимагу”

Монстр задумался, целиком ли заявление шутливо или долей правды наделено. Но, так или иначе, ему было очень комфортно с этой надписью, потому что он ее пока не обнаружил.

– А теперь я хочу сделать вам сюрприз. Вы мне верите?

– Да!

Вытаскиваю поясок из своей туники, завязываю Яриле глаза.

– Ждите три минутки и не подсматривайте. Будет вам такой сюрприз, какого никогда еще не было. Обещаю. Верите?

– Да.

Сползаю с него, бесшумно удаляюсь из комнаты, подхватываю всю его одежду и выскальзываю за дверь.