Колыбель предков

Известно, что де Бай скептически относился к палеолиту, открытому в европейской части России к девяностым годам прошлого века. Он считал недостаточно разработанными вопросы геологической и палеонтологической датировки палеолитических находок русских. Во всяком случае, открытия, о которых шла речь на конгрессе 1892 года в Москве, позволили ему «сомневаться относительно глубокой древности следов человеческой работы». Дело в том, что, по мнению де Бая, обработанные камни из Европейской России (они «представляют особый характер») сильно отличались от палеолитических изделий Западной Европы. В то же время свои сибирские сборы и находки Савенкова он сразу же безоговорочно датировал палеолитом. На него, очевидно, произвели сильное впечатление безупречные по точности геологические и палеонтологические наблюдения первооткрывателя енисейского палеолита и выразительность каменного инвентаря Афонтовой горы.

Де Бай выделил среди орудий из Сибири «формы, типичные для западно-европейских находок», и оценил это как «факт большой важности». «Они (т. е. изделия. — В. Л.) имеют форму, хорошо известную по находкам во Франции в индустриях периода палеолита». И далее уточнял: «Они представляют индустрию, которую мы обозначаем на Западе как характерную для так называемой эпохи мустье». Причем «точные формы примитивным орудиям» палеолитический человек Сибири придал, несмотря на «довольно трудное для обработки сырье» — кварцит.

Барон де Бай становится во Франции и вообще в Западной Европе популяризатором имени Савинкова и значения его выдающегося открытия на Енисее. В Музее естественной истории в Париже он организовал выставку археологических находок, обнаруженных на Афонтовой горе и на ряде других местонахождений в окрестностях Красноярска. Ее посетили видные французские ученые, в том числе члены Антропологического общества и известные археологи Л. Капитан и О. де Месниль. Первый из них констатировал затем в специальной статье, посвященной этой выставке, наличие среди каменных орудий из Сибири скребел мустьерского тина, «изделий ашельско-го вида», крупных пластинчатых отщепов «типа леваллуа» и молотка из рога благородного оленя со следами распиливания в основании и в 20 сантиметрах от основания. Молоток напоминал Л. Капитану подобного же рода инструменты из свайных поселений, шахт для добывания кремня и аналогичные изделия, встречающиеся иногда на палеолитических местонахождениях Европы. Он писал в связи с этим, что если «молоток действительно происходит из „нижних глин“ Афонтовой горы, то возраст его древнее подобных орудий, когда-либо найденных в Европе».

Французский палеонтолог Годри специально занимался определением многочисленных костей, найденных до Баем на Афонтовой горе. Заключение его не противоречит выводам Савенкова — в толщах Афонтовой горы залегает «допотопная фауна» — мамонт, носорог, северный олень!

Летняя выставка де Бая в музее способствовала широкому ознакомлению французских специалистов каменного века с открытиями Савенкова в Сибири. Палеолитические изделия из Красноярска поразили всех своей архаичностью и примитивизмом. Недаром Л. Капитан, сравнивая сборы де Бая на склонах Афонтовой горы с европейскими находками палеолита, не употребляет для датировки их иного хронологического подразделения, чем мустье.

Де Бай предпринимает, кроме того, еще один важнейший шаг для ознакомления ученого мира Европы с именем Савенкова — он выступает в Париже перед членами Французской Академии наук со специальным сообщением о выдающемся значении его открытия на Енисее, сопровождая рассказ демонстрацией фотографий каменных орудий Афонтовой горы. Работы Савенкова на Енисее, по его словам, «открывают новую эру в исследованиях о начальном периоде существования человека и там, где предполагалась его колыбель».

Де Бай высоко оценил энтузиазм, преданность делу и огромный труд Савенкова, вложенный в изучение палеолита Сибири. За открытие его сибирскому труженику «ученые мира должны выразить признательность». Он также подчеркнул необыкновенную скромность исследователя, которая, по его словам, «столь же велика, как велики его заслуги». Свой доклад барон де Бай закончил такими словами: «Я кончаю, господа, это сообщение счастливый сознанием того, что назвал Академии имя и произведения ученого, который на берегах великой сибирской реки страстно работал над развитием науки!»

После поездки Ядринцева в Париж весной 1890 года и его сенсационных докладов о «сибирских рунах» из степей Центральной Азии это был новый триумф сибирского ученого перед высшим научным органом Франции, родины науки о культурах человека древнекаменного века. В следующем же издании труда «Доисторическая жизнь» Габриэля де Мортилье, отца научного палеолитоведения, появились сведения о памятнике каменного века, найденном на берегах далекой сибирской реки Енисея. Afontova gora стала знакома в Европе всем, кто интересовался ранними культурами Старого Света. Сибирский палеолит вошел, наконец, в мировую науку.

Южная обезьяна