Колыбель в клюве аиста

С любопытством, по-мальчишески остро и намертво впитывал в память новое Жунковский-сын. Досаждала досада и его. Бесконечно жаль, что рядом с ним не оказалось друга ― Додика, с которым можно было немедленно поделиться впечатлениями, излить друг другу щенячьи восторги, преобразовывая их тут же в осмысленную мечту. Что письмо, подробное и длинное, отправленное в Приозерье им сегодня, и те, что он напишет позже, такие же подробные и длинные, ― разве передадут они Додику прелесть первых впечатлений! А впечатлений было тьма ― их не могла вместить одна душа: Жунковский рад был частью их, притом частью большой, одарить меня. Он оглядывал окрест моими глазами: вот это Додика поразило бы... Это ― напротив... Это могло увлечь... Жунковский вел воображаемый диалог со мной, который, конечно же, к величайшему сожалению, не мог заменить живого общения. Он вступал в мир, где нет Приозерья с его пляжами, болотами, с зелеными лягушками, облепиховыми рощами, криками чаек, чибисов, кваканьем лягушек, с косяками мелких рыбешек на илистых отмелях, скопищами головастиков в теплых ваннах за песчаным валом, где нет прогретых каменистых склонов гор с островками ревеня, пенистых ложбин с сарымсаком, еловых лесков с щербатой от старости кожурой деревьев, где не слышно скрипа телег, окриков пастухов по утрам ― словом, многого из того, что привычно и недавно, всего пару дней тому назад, составляло жизнь. Жунковский и сам-то с головы до пят преобразованный, в шортах, рубашке с модными накладными карманами, в ботиночках и фуражке с коротким козырьком и пуговкой поверх, умытый и постриженный ― ну, кто мог признать в нем вчерашнего пацана из Приозерья?! ― продирался сквозь чащу нового, огорчаясь и удивляясь. Да, мир без лягушек и головастиков, но зато всюду тут пестрели афиши, на каждом перекрестке маячили киоски с яркими иллюстрированными журналами, с театрами и кинотеатрами; зато здесь цирк, настоящий, с куполом, под которым, наверно, так захватывающе опасен полет воздушных акробатов. О! Где трофейный фильм "Воздушные акробаты" со смертельным тройным сальто главного героя?!.. ― так, наверно, переливисто эхом прокатывалось хохотание клоуна; зато здешняя библиотека не чета карповской ― пусть такая же она одноэтажная, зато она длиннющая, с пристройками, должно быть с десятками, сотнями тысяч книг на стеллажах. Жунковский цепко, и за себя и за меня, Додика, вглядывался в окна библиотеки, на полки с книгами; он "вместе с Додиком" изучал здание цирка, пытаясь найти так, на всякий случай, лаз, и за двоих огорчился, не отыскав в стенах его и малейшей трещины, а когда на второй вечер они втроем, с матерью и отчимом, сидели на законных местах в амфитеатре цирка и глядели борьбу местного Али-Мухамеда с борцом-гастролером, он часто в порыве вскакивал с места, хлопал, забывшись, по колену отчима, тыкал его в бок, полагая вместо того Додика ― существо столь привычное, необходимое. Однажды даже сорвалось с уст ликующее:

― Смотри, Додик!..

Это когда, прогуливаясь по городскому рынку, он увидел Али-Мухамеда, вчерашнего крушителя заезжего гиганта. Али-Мухамед за прилавком бойко торговал... махоркой, успевая отвечать на восторженные приветствия почитателей его таланта кивком головы, а то и рукопожатием. Великий Али-Мухамед ― обыкновенный базарный торговец! Такой, как Али, или Халича-апа, как некогда я, Додик, в Карповке! Это не сразу укладывалось в голове. Великий Али-Мухамед за прилавком орудовал ловко, как и на борцовой арене, стакан в широченных ладонях мелькал, как стеклянный шарик в руках фокусника. Пацан ткнул в бок локтем Жунковскую-старшую:

― Смотри, Додик!

Та сгоряча цыкнула, но, заметив в глазах сына удивление, полюбопытствовала, а затем воскликнула, не удержавшись:

― Ну и дядечка!

Казалось, вихрь восторга скрутил рынок в спираль. В центре верти великий Али-Мухамед пожинал дивиденды со вчерашней победы, дивиденды в виде сверхбойкой торговли:

― Подходи, народ! Свой огород!

Али-Мухамед пребывал в хорошем настроении, его пальцы, способные при надобности простым нажатием сломать позвонки слону, мягко разглаживали, отсчитывали мятые рублевки и трехрублевки...