Колыбель ветров

- Это карликовая ива, она вырастает до нескольких футов - но не вверх, а во все стороны. А это анемон. Алеуты называют его орлиным цветком. Раньше они употребляли его белые цветы в качестве наживки при ловле рыбы.

На вершине горы между ветвями ивняка я нашел колокольчики. Там росли разнообразные травы и осоки, но самыми приятными цветочками были бледно-розовые камнеломки: они росли между двумя гигантскими валунами на высоком кряже и пропитались туманом, произрастая прямо на пепле. Было похоже, что мне привелось найти новую разновидность камнеломки.

Я обнаружил также, что в листьях некоторых растений жили крошечные насекомые, и предложил членам экипажа помочь мне собрать их, чтобы поместить в склянки со спиртом. Они рьяно принялись выполнять поручение, в восторге от возможности оказать мне услугу. Рыжий при этом очень развлекался и все время шутил.

- Смотрите, я нашел на этом листе маленькую гориллу. Глядите-ка на этого прощелыгу - ага, попался!

После ужина мы решили отплыть и бросить якорь в месте понадежнее. Я вызвался стать у штурвала и повел катер к заливу Хот Спрингс, ближайшему от нас защищенному месту. Судя по морским картам, поблизости ничего лучшего не оказалось. После отплытия с Бобрового мы легли на курс 230°, идя по которому наш катер должен был выйти точно к косе Барнес на мысе Судах, с южной стороны Танаги. Я жадно разглядывал Судах. Андрей рассказывал, что при русских здесь стояла одна из самых больших алеутских деревень. Однако мы плыли слишком далеко от берега, чтобы я мог что-либо увидеть. На всех картах стояли пометки "Территория не обследована", "Приливные течения", "Буруны", и Эриксон отказался пойти на риск и подплыть ближе. Я не могу порицать его за это.

Мы вошли в спокойный залив как раз к наступлению темноты и бросили якорь в укрытии за зелеными холмами. До того как окончательно стемнело, мы насладились видом водопада, мирно ниспадающего с высокого утеса. Ночь обещала быть хорошей.

На следующее утро, во вторник 3 августа, проснувшись в семь часов, я обнаружил, что все кругом купается в лучах теплого солнца. Был полный штиль, не нарушаемый даже зыбью. Отражая лучи, водопад блестел подобно потоку ртути. Залив поражал яркостью красок: его защищала желтая стена скал и зеленые, покрытые травой склоны холмов, а с них стекало несколько ручьев. Ганс сообщил мне, что после завтрака он поймал целую дюжину рыб, без всякой наживки, просто на леску с пустым крючком.

Вскоре была спущена лодка, и несколько человек отправились со мной на берег собирать коллекции. Сам я вскарабкался на скалы возле водопада, а остальных направил вдоль берега. Через час моя сумка была набита до отказа. Цветы росли здесь повсюду, как в настоящем саду. Взобравшись на вершину, я наслаждался зрелищем спокойного залива с нашим маленьким судном, стоящим на якоре, после чего направился вверх по течению ручья, стекавшего с холмов, любуясь растущими на его берегах орхидеями. Затем я снова спустился к берегу моря и принялся обследовать подножие скал. Вскоре я набрел на возвышение, покрытое необычно густой растительностью. Ошибиться было невозможно: здесь некогда стояла деревня, по-видимому, одна из тех, в которых, по словам Андрея, алеуты жили еще при русских. Менее чем в миле отсюда находилось другое поселение. Я отметил их местоположение на наших картах и был вполне удовлетворен результатами утренней экскурсии, хотя мне и не терпелось отправиться дальше, пока стояли солнечные дни. Нам была необходима хорошая погода, чтобы найти Иллах и имевшиеся там, судя по описаниям, пещеры.

В проливе Танага было спокойно, но, оттого что на карте отсутствовали указания о рифах, мы все время двигались по нему черепашьим шагом. Миновав мыс Сасмих, катер взял курс на запад, вдоль южного берега Танаги. Каждый дюйм береговой линии я осматривал в бинокль. Но и на этот раз мы шли слишком далеко от земли. Я начал сомневаться, смогу ли вообще обнаружить какую-либо пещеру, если буду вести наблюдения с судна. Было похоже, что, находясь в плавании, Эриксон не доверял ни картам, ни малой осадке своего катера.

По мере нашего путешествия я начал понимать, что капитан впервые водит судно в этих водах и что Алеутские острова продолжают оставаться для него чужим, незнакомым и опасным местом. Эти воды могли устрашить и более опытных моряков. Наверное, его самолюбие страдало, когда он обращался ко мне за советом в присутствии своих подчиненных, но это его не останавливало. Со временем я понял, что его осмотрительность была продиктована искренней заботой о вверенных ему катере и экипаже. Поэтому, невзирая на свое разочарование, я придерживал язык в отличие от некоторых других.

- Черт возьми, капитан, - вспылил Рыжий, чего вы беспокоитесь? У нашего корыта осадка всего несколько сажен; нам не страшно подвезти дока так близко, что он сможет доплюнуть до берега.

Но Эриксон оставался непреклонным. Теперь возникла еще одна опасность. Море начинала застилать пелена тумана, и капитан приказал бросить якорь в небольшой бухте.