А дорога шла низиной, через воды, луга, и жабы кричали в болоте, как по покойнику.
А жених все бежит вперед и вперед, а она уже еле поспевает за ним, осока режет ее бедные ножки, и трава на всем пути окрашена ее кровью.
– Дивная ночь, ясная, – произносит жених, – в это время живые спешат к гробу, ты ничего не боишься, милая моя?
– Ах, не боюсь, ведь ты со мной, а воля Божья надо мной. Дай только отдохнуть чуть-чуть, дыхание ослабло, ноги дрожат, в сердце словно ножи вонзились!
– Поспеши, девочка моя, ведь скоро мы уже там будем! Гости ждут, ждет угощение, а время летит, как стрела. А что у тебя там на шее за веревочка? И что на той веревочке?
– Это крестик от моей матушки.
– Ха-ха! Это проклятое золото, углы у креста острые, колют тебя, выбрось его, полетишь, словно птица.
Сорвал он крестик с ее шеи и выбросил, и одолели они одним махом тридцать миль!
И вот перед ними на широкой равнине высится строение с высокими окнами и башня с колоколом над крышей.
– Вот мы и пришли, милая моя! Ничего не видишь?
– Ах, боже! Это же костел!
– Нет, не костел, это мое владение!
– Твое владение? Это кладбище и ряд крестов?
– Это не кресты, это мой сад! А ну-ка, милая моя, давай-ка, прыгай через ту стену!
– О нет! Оставь меня! Жуток и ужасен твой взгляд, дыхание твое как яд, а сердце словно твердый лед!
– Не бойся ничего, милая моя, у меня весело, всего много! И мяса достаточно, хоть и без крови. Но сегодня впервые будет иначе! А что у тебя в узелке, милая моя?
– Рубашки, которые я сшила.
– Нам больше двух и не нужно: одна тебе, другая мне.
Он взял у нее узелок и с хохотом бросил его на могилу за оградой.
– Ничего не бойся, смотри на меня и прыгай за узлом через забор, – велел он невесте.
– Но ты же всю эту тяжкую дорогу бежал передо мной, прыгни и сейчас первым, – отвечала ему она.
Жених перескочил через ограду, не думая о предательстве с ее стороны. Перескочил, а девушки снаружи не видать, только белая ее одежда мелькнула неподалеку. Бежит она, надеется укрыться в убежище.
Увидела маленький домик с низенькой дверкой, скользнула туда, закрыла дверь на запор, огляделась: комнатка, как клеть, без окон, лунный свет сквозь щели пробивается. И видит она, в центре, на дощатом помосте – мертвец. А снаружи звуки раздаются: целый полк могильных тварей собрался, шумят, стучат, песни страшные воют. Тут в дверь раздался страшный стук, друг ее кричит снаружи: «Поднимайся, умерший, открой мне затвор!»
И мертвый открыл глаза, поднял голову, огляделся…
– Боже Святый, помоги! Не отдай меня дьявольской силе! А ты, мертвый, ляг и не вставай! Пошли тебе Господь Бог вечный покой! – взмолилась девушка.
Тогда мертвый положил голову и закрыл глаза, как раньше.
Но снова раздался страшный стук в дверь, еще громче кричит ее друг:
– Поднимайся, мертвец, отодвинь засов!
И от этого стука, от этого голоса мертвый снова поднимается и разворачивает свое тело к двери.
– Господи Иисусе Христе, Спаситель душ! Смилуйся надо мной! – молится девушка. А мертвому велит: – А ты, мертвец, не вставай, лежи, да поможет тебе Господь Бог, и мне тоже!
И мертвец снова лег и вытянулся, как прежде.
Но снова снаружи: бух-бух-бух! У девушки в глазах потемнело и в ушах зазвенело!
– Вставай, мертвец, и отдай мне ту, живую!
Ах, беда, беда ей, несчастной! Покойник встает в третий раз и огромные свои мутные глаза поворачивает в сторону полумертвой от страха девушки.
– Дева Мария! Не покидай меня! И Сына своего моли обо мне! Негодно я Тебе молилась, прости мне мои прегрешения! Мария, Матерь Божия, освободи меня от злой силы!
И вдруг совсем рядом раздался крик петуха, а за ним словно целая дружина петухов закукарекала.
Тут мертвый, как стоял, так и повалился наземь, а снаружи воцарилась тишина: ни криков, ни топота. И злого ее друга не слыхать.
Утром люди пришли на литургию и остолбенели в ужасе: наверху пустой гроб, в покойницкой дрожащая девушка, а на каждой могиле лоскут от новых свадебных рубашек!
Хорошо ты, девушка, сделала, что о Боге думала, а злого друга отвергла. Иначе с телом твоим белым, прекрасным сталось бы то же, что с теми рубашками![1]
– Такая вот баллада! – заключила Варя. – Мне после твоей истории жутко захотелось тебе рассказать.
– Прямо Гоголь, – заметила Наташа, – похоже чем-то на «Вия», да?
– А я все про Жуковского думаю. Хотя, конечно, есть какое-то сходство и с «Вием». Но помнишь «Светлану»?
– Еще как помню! Мы еще с Зигфридом о ней говорили. Он мне показывал на немецком стихи, их поэта. Жуковский его перевел, русский колорит добавил. Получилась «Светлана». Бюргер фамилия поэта, вроде так. Мы вместе сидели, сравнивали. Точно! Похожая история с твоей. Только у Светланы все это был сон. Просто такой страшный сон. И все. Проснулась – и ура! А в этой чешской истории – все как в жизни.
Наташа вздохнула.
– Ну прямо! Как в жизни! – засмеялась Варя. – Ага! Шестьдесят миль в целом пробежали за несколько часов. И мертвец прямо за ней пришел! И тот труп, у которого она пряталась, прямо так и вставал! Реальность зашкаливает, нечего сказать.