Колыбельная

Женин папа, которого звали Степан, по вечерам запирался в своем кабинете и сидел, обхватив руками голову. Он притворялся, что вопли маленького ребенка мешают ему работать, но на самом деле ему ничего не мешало работать, потому что с работы его уволили три месяца назад. Он боялся признаться жене, что у него больше нет работы. Каждый день он уходил из дому в восемь часов утра и возвращался в половине седьмого вечера. Он хотел найти новую работу и для этого шел в кафе с бесплатным вай-фаем. Садился у окна с чашкой кофе и ноутбуком; искал через Интернет новое место. Вернее, собирался искать. Каждый раз вместо сайта с объявлениями о работе он заходил на сайт виртуального покера и проигрывал крупную сумму денег. Сбережения подходили к концу. Степан поначалу нервничал, когда проигрывал, а потом ему стало неважно. Вместо покера он сидел на «Одноклассниках», каждую минуту обновляя страничку, потому что надеялся, что кто-нибудь ему напишет или поставит его фотографии пятерку. Но никто ему не писал и пятерок не ставил. Вечером Степан собирал ноутбук и шел домой. Дома его всё бесило: особенно Женя, которая, по его мнению, лезла куда не следует. Супруга Степана, которую звали Катерина, относилась к мужу с уважением, потому что считала, что Степан работает в поте лица, чтоб обеспечить будущее их детей. В восемь вечера Степан садился за пустой письменный стол, включал настольную лампу и больше ничего не делал. Ближе к одиннадцати, когда младенец, мучающийся газиками, засыпал, Степан выключал свет и шел в спальню к Катерине; ложился на спину и думал о том, какое беспросветное будущее их ждет. Он обещал себе, что завтра обязательно найдет работу, но вместо этого опять играл в покер или сидел на «одноклассниках». Со временем он стал заходить к своей престарелой матери и забирать у нее половину пенсии. Мать не возражала, потому что считала, что жизнь ее всё равно окончена, а деньги в могилу не заберешь. Однажды она попросила Степана, чтоб он привел с собой невестку и внуков: хочется посмотреть на них перед смертью. Степан что-то пробурчал в ответ и в тот же вечер проиграл половину маминой пенсии в футбольный тотализатор. Он пошел в кабак и напился. Напившись, он ходил по улице и кричал, что он отличный менеджер и его не имели права увольнять. Кроме того, он утверждал, что он замечательный человек, а они все быдло, которое не в состоянии понять, какой он прекрасный работник: инициативный и трудолюбивый. На детской площадке Степан разогнал компанию подростков, глотавших «ягуар» из алюминиевых банок, и крикнул на весь двор, что он ни в чем не виноват, что так сложились обстоятельства и, конечно, не обошлось без происков недоброжелателей. Кто-то вызвал полицию, чтоб предотвратить пьяный беспредел: Степан еле унес ноги. Домой он вернулся в час ночи весь в синяках и царапинах; ноутбук где-то потерял. Ребенок вопил в кроватке, сжимая кулачки и поджимая ножки. Катерина помогла Степану снять ботинки: она утешала, хлопотала, целовала мужа в небритую щеку; ее худые плечи тряслись, а губы дрожали. Из комнаты выглянула Женя, вся в слезах, одетая. Подошла к отцу, закричала:

– Папа, мама так переживала, где ты был?!

Катерина развернулась и влепила дочери пощечину:

– Не кричи на отца! Он работает не покладая рук; подумаешь, один раз напился!

Потрясенная дочь схватилась за щеку; слезы брызнули из темнеющих глаз. Степан заворочался на стуле:

– Правильно, не хрен… – Он сглотнул, пытаясь сдержать рвоту. – Дрянь маленькая, ишь какую морду отъела на папиных харчах…

Женя выбежала на улицу. Ночь накинула ей на плечи холодный плед. Фонари поливали асфальт электрической кислотой. Тонкий лед сковал края луж. Пелена черных туч надвинулась на сырую землю, как брошенное кем-то вскользь проклятье. Женя обняла себя за плечи; ее колотило. Она ждала, что за ней погонятся и вернут домой, но за ней не гнались. Облезлая кошка перешла ей дорогу и скрылась в кустах сирени. Сейчас я дойду до конца квартала и вернусь обратно, подумала Женя. Ей стало всё равно: пусть папа и мама не любят ее, плевать. Она проживет жизнь в одиночестве. Многие так живут; и она сумеет. Холод забирался под джинсы и тонкий свитерок. Теперь в моем сердце поселится вечная мерзлота, подумала Женя. Иногда она любила думать красиво; вообще же думать она не любила, предпочитая чувствовать, как все девочки ее возраста. Вот и конец квартала. Женя решила пройти еще один квартал, чтоб замерзнуть посильнее. Может, тогда ее, озябшую, шмыгающую носом, наконец, пожалеют. Она перешагнула трамвайные рельсы, блеснувшие отраженным электрическим светом, и свернула в темный переулок. Весной здесь было красиво, цвела вишня, а у обочины росли одуванчики. Октябрь превратил переулок в мрачное место. Под ногами хлюпала грязь. Фонари не горели. В окнах отражался слабый небесный свет.