Колыбельная

Чуркин не сразу понял, что в его квартире кто-то побывал. Вернувшись с вещевого рынка в новых ботинках, он без сил опустился на пол и свернулся калачиком, разглядывая ползающего по обоям жука. В форточку стучала тополиная ветка, и Чуркин уснул под этот мерный стук. Ему снилась прозрачная скала. Он застыл в этой скале, как древний москит в куске янтаря, с приятным чувством, что делать ничего не надо, только беззвучно находиться на своем месте. Проснувшись в три часа ночи от неясной тревоги, Чуркин встал не сразу: немного полежал, размышляя о бесконечности космических пространств. Люди представлялись ему песчинками, высыпанными на Землю щедрой рукой безучастного творца. Чуркин не верил в бога, но любил подумать о нем, как о саркастическом создании, которому нравится наблюдать за страданиями разумных песчинок. В другое время Чуркин воображал бога мохнатым шаром, который катится по земле, пожирая человеческую плоть, как в кинофильме «Зубастики-2». Портсигар больно уткнулся в бедро, и Чуркин привстал на локтях, созерцая свои владения. Дед его был атеистом, и Чуркин тоже решил стать атеистом, хотя по большей части ему было всё равно, есть бог или нет. Он подумал о тревожной мысли, которая его разбудила: с чем она связана? Неужели с тем, что Чуркин так и не выбрал на рынке новую куртку? Вряд ли. Чуркин открыл холодильник и поморгал, привыкая к холодному белому свету. Банка с ягодами стояла на месте: на ее стеклянном боку остался отпечаток пальца. Чуркин сглотнул: он относился к банке бережно, потому что она каким-то образом была связана с запертой спальней, в которую он боялся заходить, и никаких отпечатков не оставлял – просто не мог оставить. Он кинулся к входной двери. Вспомнил: дверь была открыта, когда он вернулся. Тогда он не придал этому значения, как не придавал значения своей жизни; в сущности, размышлял Чуркин, и теперь нет никакой разницы. Он открыл сейф, в котором хранился незарегистрированный пистолет, оставшийся ему от отца. Вынул его; повертел в руках, размышляя, куда лучше приставить ствол – к виску или ко лбу, но так ничего и не надумал. Спрятал пистолет обратно в сейф. Прислонился спиной к стене и сполз на пол: неважно, побывал кто-то у него или нет. Теперь этот кошмар закончится. Чуркин ждал утра, потому что решил, что за ним придут именно утром. Солнце поднялось в обносках черных туч; никто за ним не пришел. Чуркин хотел почистить зубы, но вспомнил, что зубная паста засохла, потому что он забыл закрыть тюбик крышкой, а новой пасты он не купил; поэтому чистить зубы он не стал, а заодно не стал умываться, потому что не видел в этом смысла. Чуркин видел смысл приводить себя в порядок ради дорогих ему людей, а ради ментов, которые придут за ним, приводить себя в порядок не желал. Он кинул в рот пару ягод, стараясь не глядеть на отпечаток пальца, запил прокисшим молоком и сел на стул, повторяя про себя: сейчас я пойду на работу, сейчас я пойду, и уснул. Через минуту проснулся и пошел на работу. Он опоздал на полчаса, но начальник тоже опоздал, поэтому никто его не отчитал. Он ждал, когда откроется дверь в помещение и полицейский в фуражке заглянет внутрь и потребует Чуркина в коридор; но никто Чуркина не потребовал. После обеда заглянула Людочка. Она спросила, не видел ли он ее начальника, Меньшова. Чуркин ответил, что не видел. Чуть позже Меньшов сам позвонил Людочке и предупредил, что сегодня не придет, потому что заболел. Людочка расположилась у окна и застыла, не желая ничем заниматься. Она увидела сидящую на скамейке молодую девушку, которая читала книгу, спрятавшись от дождя под зонтом цвета шафрана. «Вот дура», – подумала Людочка. Затем она подумала, что сыну надо купить очки, потому что он совсем испортил глаза, сидя за компьютером. Она решила, что придет сегодня домой и выскажет мужу всё, что о нем думает: во-первых, он купил сыну компьютер, чтоб не проводить с мальчиком время; во-вторых, она несчастлива в браке. Поразмыслив, Людочка пришла к выводу, что после этих слов ничего не изменится: муж промолчит, сын промолчит, а она пойдет в «Оптику» и купит мальчику очки. Принесет домой, но сын не станет их носить, и очки проваляются в углу, покрываясь пылью, как вся ее жизнь. Она погладила живот: шрам отозвался застарелой болью. Когда-то она была веселой неунывающей девушкой, любила жизнь и людей, а потом ее чуть не прирезали из-за сумочки, в которой было три рубля и помада. В кабинет вошел системный администратор. Он спросил, где Меньшов. Людочка не ответила, и системный администратор вышел.