Колыбельная

Дверь приоткрылась. Людочка снова внимательно оглядела кабинет, потом закрыла дверь. Конечно, она прекрасно видела Меньшова. Поведение шефа ее не удивило, потому что она не сомневалась, что Меньшов подсел на запрещенные наркотики. Все люди, получившие власть, рано или поздно спиваются или подсаживаются на героин – так считала Людочка. В любом случае она не собиралась заговаривать с Меньшовым. Меньшову наскучило играть в эту странную игру с Людочкой, и он открыл ящик стола. Под руку попался айфон, обернутый шарфом болельщика, но Меньшов не стал его брать. Он вытащил из ящика пистолет. Пистолет не был заряжен. На самом деле это был даже не пистолет, а зажигалка, изготовленная в виде пистолета. Коллеги подарили Меньшову зажигалку на юбилей два года назад, потому что тогда он много курил. Меньшов спрятал подарок в ящик стола и забыл о нем; а сегодня случайно наткнулся. Он взвесил зажигалку на ладони: ему показалось, что раньше она весила меньше. Он отмахнулся от этой мысли. Совершенно ясно, подумал он, что это не зажигалка потяжелела, а я ослаб после недели беспробудного пьянства. Ради шутки Меньшов вообразил, что у него в руках настоящее огнестрельное оружие, и приставил ствол к виску. Холодный металл уперся в теплую кожу. Меньшов почувствовал бессмысленное дыхание смерти у своей головы; пусть смерть и была поддельной. Он старался понять, о чем надо думать, когда жить осталось минуту или меньше, но ему ни о чем не думалось. Уловить разницу между жизнью и смертью тоже не получалось. «Уловлю ли я эту разницу, если нажму на спуск?» – подумал Меньшов и нажал на спуск. Голова дернулась. Вместе со стулом он полетел на пол. Заезженная пластинка жизни остановилась. Людочка, услышав выстрел в кабинете шефа, инстинктивно побежала в противоположную сторону, но ударилась лбом об угол стены и пришла в себя. Она робко постучала в кабинет, но Меньшов не открыл, потому что был мертв. Людочка приотворила дверь. Меньшов лежал у окна, как мешок с картошкой. Из его головы вытекала темная жидкость. Пришел Ливан и тут же ушел, хватаясь за сердце. Он отправился вызывать полицию. У дверей, не решаясь войти, толпились сотрудники, привлеченные шумом. Вперед протолкался Чуркин. Он немного посмотрел на Меньшова издали, затем подошел и посмотрел вблизи. Меньшов не шевелился. Чуркин наклонился и прислушался: не дышит. Тогда он отошел в дальний угол и там, в спокойной обстановке, заблевал весь пол. Запах был неприятный, но никто не посмел обвинить Чуркина в нарушении дисциплины. Чуркин беззвучно плакал, вытирая рукавом грязный рот. Два дня назад он догадался, что именно Меньшов приходил к нему, когда его не было дома; догадавшись, Чуркин подменил зажигалку в столе Меньшова на пистолет. Он собирался анонимно позвонить в полицию, чтоб заявить: ему известно, что некий Меньшов держит у себя в кабинете незарегистрированное огнестрельное оружие. Таким образом Чуркин надеялся избавиться от возникшей угрозы. Однако Меньшов застрелил себя и теперь можно не звонить в полицию. Чуркин не знал, почему плачет, раз всё так хорошо обернулось.

На похороны Меньшова никто не пришел, кроме его пожилых родителей. Коллеги Меньшова хотели прийти, но перепутали дату. Впрочем, даже если б они не перепутали дату, то всё равно бы не пришли. Родители Меньшова считали, что сын убил себя, не выдержав бездуховности жизни в этой стране. Папа Меньшова любил повторять: в этой стране жизни нет, только существование. Мама Меньшова говорила: эта страна для меня как ад, скорей бы уехать. На самом же деле Меньшов застрелился случайно. Заканчивался ноябрь. Кора на деревьях блестела как мокрые тряпки. Над кладбищем стелился туман. Бродячая собака пристроила костлявое тело возле могилы неизвестного художника. Пахло сырой землей. Родители Меньшова, постояв у могилы сына, по крутой тропинке поднялись к обочине и сели в «копейку». У папы Меньшова дрожали руки; мама Меньшова положила ладонь ему на запястье и прошептала что-то ласковое своим увядающим голосом. Меньшов был их единственный, поздний ребенок.

– Когда земля на могиле осядет, поставим большой гранитный памятник, – сказал папа Меньшова.

– Обязательно поставим, – сказала мама Меньшова.

– Плохо, что он так и не женился.

– Плохо.

– Был бы внучок.

– Да.

– Или внучка.

– Хотя бы так.

Линии дождя перечеркнули небо.

– Природа по нему плачет, – сказал папа Меньшова.

– Завтра обещали дождь со снегом, – вспомнила мама Меньшова. – А тебе в налоговую идти.

– Да уж.

– Наденешь шарф.

– Не надену.

– Обязательно наденешь.

– Не надену. Он колючий. У меня от него шея чешется.

– Наденешь! И знать ничего не хочу.