Колыбельная

У тети был старый компьютер, и Танич на оставшиеся деньги провел Интернет. Выяснилось, что Танич знаменит. В Интернете его знали, как Солнечного Зайца, потому что Танич оставлял ножом рисунок зайца на остаточных кусках жертв. Танич приятно удивился своему значению для общества. На форуме сайта о серийных убийцах он нашел тему, посвященную его преступлениям. Полный приятных надежд, взялся за чтение. Его ждало разочарование: Танича обвиняли в подражательстве, в отсутствии собственного почерка и вкуса. К тому же последнее убийство он совершил больше года назад, и тема была заброшена. Танич зарегистрировался на форуме, чтоб представиться фанатом Солнечного Зайца и оживить тему, ответив на выпады критиков. Однако ему пришло в голову, что никто не поверит человеку, у которого на форуме всего одно сообщение. Следовало заработать репутацию, оставляя сообщения во всех темах подряд. К сожалению, Таничу не хотелось писать во всех темах подряд, ему хотелось писать только в теме о Солнечном Зайце. Так ничего и не написав, он выключил компьютер. Надо было что-то делать с жизнью, которая катилась под откос. Танич пораскинул мозгами и вышел на улицу. По скверу гуляло много нарядных детей, но убивать не хотелось. Хотелось пить пиво и плевать в потолок. Пошел дождь. Танич купил газету и спрятался на автобусной остановке под навес. В газете он впервые прочел о маньяке, который похищает и убивает девочек не старше десяти лет. Поначалу Танич не мог вникнуть в смысл статьи. Ему казалось, что он единственный серийный убийца если не в стране, то хотя бы в городе. Наличие другого маньяка не укладывалось в голове. Поразмыслив, Танич зло усмехнулся: если анонимные обитатели Интернета с легкостью разделались с Солнечным Зайцем, то что же они напишут об этом банальном убийце. Он поспешил домой, чтоб проверить свою догадку. Включил компьютер и быстро нашел тему о маньяке, которого в Интернете прозвали Молнией, потому что он похищал детей внезапно, как удар молнии. Танич читал тему и не верил глазам: Молнию хвалили. Ею восхищались. Утверждалось, что Молния прославит южную столицу своей не имеющей аналогов жестокостью. Танич попытался внести немного здоровой критики в тему, но его забанили на форуме как тролля. Модератор так и написал: «Троллей с одним сообщением и сегодняшней датой регистрации баню беспощадно». Танич не знал, кто такие «тролли» и что значит «забанили», но писать на форуме он больше не мог. Он выключил компьютер и тихо сидел в темноте. За окном шептал дождь. В туче водяных брызг проносились автомобили. Ревели гудки. Свет фар время от времени заливал комнату, и длинные тени метались в агонии по стенам и потолку. Затем снова наступала темнота; Танич слушал ее тихое дыхание. Ему хотелось умереть или хотя бы уснуть навсегда. Впрочем, умирать не хотелось, потому что это, наверное, больно. Танич твердо решил пойти на завод; серийных убийц много, а рабочих не хватает. Сложная, но нужная стране работа среди станков внесет в его жизнь ясность.

На следующее утро Танич оделся поприличнее, тщательно почистил ботинки, навел прочего лоску. Явился на завод щеголем. На проходной ему вежливо объяснили, где находится отдел кадров. Сердце колотилось в груди от предчувствия новой жизни. Танич тихонько постучал в тяжелую деревянную дверь с потертой табличкой «Отдел кадров». Никто не ответил. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь: пусто. На письменном столе работал вентилятор, вкрадчиво шуршали бумаги, жужжал ноутбук. Из-за угла выглянула уборщица с тряпкой, сочащейся грязной водой, и пояснила, что начальник отдела кадров вышел на пять минут и скоро вернется. Танич обливался потом от страха. Его подташнивало от запаха канцелярских принадлежностей. Он присел на скамейку в коридоре, встал, снова присел. Бухтел старенький кондиционер. Воздух был сырой, плотный, дышать тяжело. Прошло ровно пять минут; на лестнице послышались голоса. Танич решил, что прождал достаточно долго и пошел в противоположную от голосов сторону. Уборщица позвала его: молодой человек, а вот и Станислав Петро… Танич побежал. Голоса затихли вдали. Более на завод Танич не возвращался.

Глава девятая