Денис, наконец, сумел побороть онемение, завладевшее его телом. Он качнулся назад, отдернул руку от холодильника. Дверца захлопнулась, погружая кухню во тьму, делая невидимой тварь с чудовищным ребенком.
Мягкий хлопок дверцы будто разрушил чары. Денис заорал, бросился вон из кухни в освещенную, такую родную и понятную комнату. Ту, где скакала, тряся волосами, Лена и орала:
— Willst du bis zum Tod der Scheide!..
Денис вырвал провод, соединявший компьютер с усилителем.
— Э, ты че? — возмутилась Лена наступившей тишине. — А где мое пиво?
— Пиво? — пролепетал Дэн. — А, пиво… В кухне, кажется.
Он при всем желании не мог вспомнить, куда дел те две бутылки, которые вытащил из холодильника.
— Ну, блин, зашибись, кавалер!
— Стой! — заорал Дэн, увидев, что Лена направляется в кухню.
Но было поздно. В кухне вспыхнул свет. Дэн с замиранием сердца ждал…
— Бли-и-и-ин, Дэнчик, ну капец…
— Что? Что там? — Сердце колотилось, будто вот-вот взорвется.
— Две бутылки разбил, жопорукий недоделок. Блин, тут кровь еще. Порезался, что ли?
Дэн с ужасом посмотрел на свои руки. Ни царапины. Он знал, откуда кровь, но сказать не решался.
— Чуть-чуть, — сказал он. — Забей. Давай спать ложиться. Устал я.
Великодушная Лена подмела осколки и даже протерла тряпкой пол. А когда постелили, Дэн запретил выключать свет.
— Окей, только тогда в этом месяце ты платишь, — обрадовалась Лена.
Дэн согласился.
Радовалась Лена недолго. Через пару часов она проснулась с таким желанием облегчиться, что низ живота будто ножом резали. Стиснув зубы и закатив глаза, она ринулась к туалету, но замерла перед закрытой дверью.
— Тс-с-с-с, тс-с-с-с, — слышалось изнутри. А потом, шепотом: — Спи, дитя мое, усни, сладкий сон к себе мани…
Дэна разбудил звон тарелок. Не обнаружив рядом Лены, он выволокся из комнаты и вошел в кухню.
— Ты че тут?.. — только и спросил он, увидев в предрассветном полумраке Лену, усаживающуюся в раковину.
— Блин, пошел вон, Дэн! — взвизгнула та, покраснев. — Не видишь, я тут…
Он видел. Ушел в комнату, сел на кровать и закурил сигарету. Когда Лена вернулась, он посмотрел на нее серьезным взглядом и сказал:
— Надо что-то делать.
Священник, которого они уговорили зайти в гости, был, кажется, нетрезв, но добросовестно прочитал молитву густым басом, подымил кадилом и обрызгал стены святой водой.
— Сами-то крещеные? — спросил он обуваясь.
— Да, — сказал Дэн.
— Нет, — сказала Лена.
Священник только головой покачал и вышел.
Ночью Лена проснулась от того, что ее толкнули. Открыв глаза, она обнаружила, что на животе у нее кто-то сидит, и руки этого существа давят на грудь.
— Креста-то нет, — прошептала тварь. — Хорошо, когда креста нет, а то руки жжет, терпеть моченьки нету. А без креста — одно удовольствие. Спи, Леночка, сладко спи.
Давление на грудь усилилось. Лена хватала ртом воздух, пытаясь вдохнуть. Глаза начали закатываться. Из последних сил Лена подняла левую руку, махнула наугад и попала во что-то мягкое и теплое. Дэн!
— А? — заворчал спросонок тот. — Чё? А-а-а, ты кто?!
Тварь повернула к нему голову и зашипела, как тысяча разъяренных кошек. Дэн завизжал, скатился с кровати, пополз к балкону. Тварь спрыгнула с Лены и… исчезла.
С громким хрипом-стоном Лена вдохнула. Легкие болели, мучительно расправлялась грудная клетка.
Дэн запустил бутылкой в выключатель. Бутылка разбилась, но свет загорелся. В комнате никого не было, кроме Дэна и Лены.
— Ленка? — прошептал Дэн. — Ты, это… Седая совсем.
Лена не ответила. Трясясь и кашляя, она училась заново дышать.
— Алло, баб Шура, это Лена!
— Леночка?! Ай ты, золотко моё! Я уж думала, позабыла старушку.
— Да ну, что ты, баб Шура. Слушай, а помнишь, ты говорила, что в деревне ведуньей была?
Баба Шура приехала в обед. Одобрительно поцокала языком, глядя на Лену, убравшую волосы под платок. Похмурилась, глядя на Дэна. Выпила три кружки чая, непрестанно болтая о всякой ерунде вроде пенсии и президента. Лена и Дэн терпеливо ждали. Наконец, баба Шура взялась за дело. Потребовала поставить табурет посреди комнаты, а на него — таз с водой. Над этим тазом она и склонилась, что-то бурча себе под нос и помахивая руками.
Дэн и Лена сидели на кровати, обнявшись.
— Сейчас она этой кошке драной хвост прищемит, — шептала Лена. — Баба Шура — сила! Она в деревне раз из парня одного беса выгнала, ей папка его, священник местный, в ножки кланялся!
Лену трясло от ярости. Она хотела верить, что от ярости. Сегодня ее выгнали с работы за то, что она не могла пробить ни одного товара — руки дрожали.
«Спи, Леночка, сладко спи», — слышала она, стоило только прикрыть глаза. И тут же наваливался страшный сонный паралич.
Баба Шура замолчала, вглядываясь в таз. Медленно распрямилась. Еще медленнее повернулась. В ее бледном лице не осталось ни капли доброжелательности, когда она смотрела на свою правнучку.
— Баб Шура?..
— Ты кому дорогу перешла? — прошептала старушка. — Ты зачем меня сюда звала?! Уйди! — крикнула она, отпрянув от вставшей Лены. — Не тронь меня! Вся ты скверной пропитана, мне и за год теперь не отмыться, не очиститься…