09. Рыцари, разбойники, диктаторы
— Ну с гербом-то понятно, а вот насчет сюзерена… Нова Эдемо — свободная планета, тут как бы о сюзеренах говорить некорректно…
— И это еще одна причина, почему вы террористы. Солдатом нельзя самопровозгласиться — это звание тебе должен кто-то дать. Кто-то, у кого есть право иметь армию, то бишь суверенное государство. У тебя должен быть командир — без него ты не можешь быть солдатом. Кто там возглавляет вашу банду?
— Насчет банды — обидно, правда. Завязывай обзывать нас шахтерами и бандитами, а? Я сам раньше был администратором, а Дани — помощницей шерифа, если что.
— Окей, с шахтерами проехали. А вот банда есть банда. Кто твой командир, Антон?
— Никто. Лидер восставших — я.
— Нет командира — не солдат. Не солдат, но вооружен — военный преступник. Точка.
Дани скрестила руки на груди.
— Кирин, у тебя нестыковка в логике. Самый главный командир не может иметь командира, ведь в любом случае кто-то должен быть самым главным. Кто командир главнокомандующего твоей армии, а? У него нет командира, а значит, он не солдат, так?
— У главнокомандующего армии Содружества есть командир — Верховный главнокомандующий.
— А у Верховного кто командир?
— Никто.
Дани широко ухмыльнулась:
— Отсюда следует, что Верховный главнокомандующий — не солдат. Парадокс?
— Лучше б ты была шахтрисой, Дани, тогда твоя тупость не вызывала бы удивления. Да, Верховный главнокомандующий — действительно не солдат. Это премьер-министр, и он штатский человек. Так в любом цивилизованном государстве, что Верховный главнокомандующий — не военный. А если он все-таки военный — то это уже хунта. Что в глазах галактического сообщества мало отличается от терроризма.
— Да черт подери, твой император, между прочим — военный офицер! Следовательно, Содружество — хунта?
— Нет слов… Мой император, Кирсан Третий — полковник авиации. Полковник всего лишь. Во время войны он не может менять премьера, ибо это конституционная монархия. И если вздумает лично воевать за штурвалом аэрокосмического перехватчика, как он делал в бытность принцем, то будет подчиняться премьеру, и даже не напрямую, а через кучу генералов и маршалов. Короче, господа террористы, ваш блестящий план — ну или блестящий план того мудилы — не сработает просто потому, что вы террористы и потому с вами дела иметь не будет никто, даже если вы и свергнете Саламанку. Есть еще вопросы?
Антон кивнул.
— Есть один. В истории Содружества полно героев-повстанцев, которые не попадают под определение солдата, поскольку сами были лидерами восстаний против всяких диктаторов. Тут вопрос даже не в том, почему их почитают как героев, а в том, почему к нам будет иное отношение?
Я вздохнул.
— Ну, если быть совсем уж точным и говорить юридическим языком, то есть такое понятие как «законный комбатант». При этом солдат — это законный комбатант, выступающий от лица суверенного государства. Только государство может иметь армию и солдат, которые сражаются от его имени. Однако в ряде случаев законным комбатантом может быть лицо, не состоящее в регулярной армии. Всякие ополчения и восставшие будут признаны законными комбатантами, то бишь уравнены в правах с солдатами, если они соответствуют всем четырем требованиям к солдату, с заменой требования формы на требование всего лишь ясно видимого опознавательного знака, а также контролируют значительную территорию. В таком случае эта территория выступает «заменой» наличию суверенного государства, считается, что эти люди сражаются от имени этой территории и ее населения и таким образом юридически тоже являются солдатами.
— Ну так мы и контролируем восемьдесят процентов территории, — хмыкнул Антон. — Этого хватит?
— А что насчет четырех требований? — снова съехидничал я.
Он чуть помолчал и сказал:
— Ну, до сего момента мы не соответствовали определению солдат, факт. Но что, если мы станем армией?
— У меня есть определенные сомнения в осуществимости этого намерения, — сухо ответил я.
Антон усмехнулся:
— Саламанка тоже сомневался, что у нас что-то получится. У нас получилось много больше, чем он думал, и мы бы справились, если б только Саламанка не притащил сюда наемницу, которая загнала нас в угол за пару месяцев. Так что, если мы вот возьмем и начнем соответствовать этим четырем требованиям — тогда у нас получится?
— Без понятия, получится ли, но тогда вы хотя бы не будете бандитами.
— Ну и что ты тогда скажешь?
Я хмыкнул.
— Я уже сказал. Я слабо представляю, как ты превратишь партизанский сброд хотя бы в нормальное ополчение.
— Да легко. Введение опознавательного знака… Оранжевые или желтые повязки на рукавах сгодятся?
— Вполне. Только я напоминаю, что их нельзя снимать. Ни при каких обстоятельствах. Ты не сможешь сказать бойцу, дескать, сними повязку и сходи посмотри, если ли в деревне противник.
Кастильо вздохнул.