Колыбельная для любимого

Мелькают разрисованные лица…

В моём саду душистый ветер спит,

И безмятежно, словно в детстве, спится.

Прохладой манит пруд и чистотой,

Вечерний луч, как бусы, капли нижет…

…Там – ведьма голая с бесстыжей красотой,

Густою гривой машет, чёрно-рыжей…

…Однажды, как затихнет летний дождь,

Неся своё израненное сердце,

Без слов ты в сад, и в душу мне войдёшь,

И навсегда в ТОТ мир захлопнешь дверцу.

Отключен

Гляжу со вздохом – отключен…

И сиротливо замираю.

Надежда заперта ключом,

Лазейка перекрыта к раю…

Ну, появись, ну загорись

Зелёный свет к земному счастью!

Душа стрелой взовьётся ввысь,

И будет горю – неподвластна.

От гроз и бурь защищена,

Забывшая тенёта страха,

Как в детстве, радостна она,

И лишь от счастья может плакать.

Гляжу на красный знак, скорбя.

Придёшь ты, поздно или рано…

Зацеловала бы тебя,

И залечила сердца раны!

Мои, твои ли – всё равно.

Пусть лишь от счастья сердце сбоит…

Гляжу в компьютер, как в окно,

И жду свидания с тобою…

Давай не будем о любви

Давай не будем о любви…

Как будто не существовало

Тех дней, от разума вдали…

Иль были, были… И – не стало…

Остались… Нет, не стопки писем,

А электронный разговор…

Но почему же длится, длится

Полет незримый до сих пор…

Не торопись!

Мне тяжко. Принуждаешь убежать,

Порвать все связи, разом всё разрушить.

Не вспоминая, и не дорожа

Былым, мол – там сплошная стужа…

А так нельзя. Из горя прорасти

Должна трава, и дать цветы, и семя.

И не хочу я корни рвать, прости,

Нет сил, и по всему – не время.

Ты, обессиленный, в досаде и тоске,

Хотел бы в сладострастном упоеньи

Припасть ко мне. Но всё – на волоске,

И ты теряешь хрупкое терпенье.

Ты снова впереди себя бежишь,

Торопишься, в неистовом желаньи,

Его лелеешь и жалеешь лишь,

И сердце гложут тысячи пираний.

Мне жаль твой бег, волнение и страх,

Что всё вот-вот закроется, сорвётся,

И ты, как камень в сложенных крылах,

Вниз рухнешь – сердце разобьётся.

А я тебе – не падай, а пари!

Люби себя и жизнь – многообразно.

Зачем бычачий возбуждённый крик,

Загон закрытый, вытоптанный, грязный.

Иди, дыши, любовью отдыхай,

Лови росинки, что упали с неба.

Чужая ноша для тебя – лиха,

Груз непосилен, жизнь другая – небыль.

А я тихонько выберусь из пут.

Быть может, и не буду я твоею,

Но с чистым сердцем явимся на Суд.

И нас Господь за муки – пожалеет.

Твой голос

Твой голос… В нём – вибрации волнения,

И в ткани бархата есть золотая нить…

Замолкнет – и приходит сожаление,

Я жажду его снова пить и пить…

Сомнения меня уже не мучат.

Нужна тебе! Сегодня в мире – тишь.

Над городом сверкающие тучи…

О, телефон, ну что же ты молчишь?

Ну, оживи! Пусть голос твой прорвётся

Сквозь километры. Словно по лучу

Со дна привычного глубокого колодца

К тебе неудержимо я лечу.

Никто не верит, что вот так бывает,

Пророчат окончание игры.

Но рядом ты – себя я забываю,

Живу – до расставания поры.

А после погружаюсь в ожиданье.

Пусть часто нестерпимое оно,

Но ты придёшь – и утолишь желанье,

Как жажду – крепкое, чудесное вино.

О Божьей воле

Боюсь нарушить Божью волю.

Вхожу я в тень, и сердце жмёт.

Сбежав от тесноты и боли,

Я попадаю в плен тенёт.

Меня тоска запеленала,

И обездвижила вина.

Осталось в чаше много ль, мало? -

Она не выпита до дна.

Мне нужно с прошлым разобраться,

Все камни разгрести на дне.

И если Бог велит остаться -

Останусь я в своей тюрьме.

А если выкинет прибоем

На берег с тёмной глубины,

Накажут, наградят тобою?!

Сбегу ль от боли и вины?!

Голос в телефоне

Едва замолкнет голос в телефоне,

И уплывёт присутствие твоё,

От сожаления тихонько сердце стонет,

И нечто заунывное поёт.

О том, что не хотелось расставаться,

Что отняли младенца от груди,

Что сотой доли не смогло сказаться,

Как разговор душевный – позади…

Я пью твой голос – не могу напиться.

Хотела бы нырнуть и утонуть

В тебе. Но можно ль раствориться

В душе другой? У каждого – свой путь.

Свои задачи и свои вершины,

И можно лишь по краешку пройти…

Но думаю, что мы – две половины,

Которые немыслимо найти.

Бывает

Бывает – сразу ты не отзываешься,

И опираюсь я о пустоту.

Душа моя! Ну что скорбишь и маешься?

Пора привыкнуть – стража на посту!

Пока обманешь псов – им хлеба бросишь,

Пока пройдёшь сквозь копья и пустырь…

Юродивый стоит – копейку просит,

И прячет в сумку старенький Псалтирь…

Вслед шепчет – разобрать, что – невозможно.

К добру иль злу? Но – сердце на весу…

И я навстречу сердце осторожно

Тебе с надеждой тихою несу…

Новый день

За мною вздыбились деревья,

И впереди – болот огни.

Вкруг – тени, страхи. Всё же верю,

Что обойдут меня они.

И упадут глухие чары,

И будет путь назад открыт.

И впереди – не топи, гари,

А просто луг, росой залит.

Страдания и искушенья

Развеются, как чёрный дым.

И, словно старца, встречу день я.

Он будет тихим и седым.

Бог выведет

Когда со всех сторон обложат,

Когда невмочь дышать и говорить,

Одна лишь мысль: «Помилуй меня, Боже!».

И высветится, крепче стали, нить.

И выведет, дрожа, звеня, из мрака,

И – вытащит из чёрной глубины.

Пусть спазмы в горле. Но не надо плакать.

От слёз на тропах камни не видны.

Бог выведет! Стремительно иль тихо, -

Не в этом суть. В движении вперёд.

Сухою шелухою снимет лихо,