Колыбельная для вампиров - 3 (СИ)

Лёжа с закрытыми глазами, Палевский раз за разом прокручивал в голове разговор с женой и со страхом думал, что будет, когда её не станет. «Ненавижу! Почему женщинам мало секса, и они всеми правда и неправдами норовят залезть тебе в душу и сердце? А затем, уходя, рвут их, да так, что хоть волком вой!..»

— Милый, ты злишься как ребёнок, ища виноватого там, где его нет. И я не лезла к тебе в душу и сердце, — сонно пробормотала Рени. — Так что нечего обругивать меня или, будь милостив, сделай так, чтобы я не слышала твои мысли.

— Это ещё зачем? — фыркнул Палевский — Сама же ругалась, когда я их закрывал.

— Ты же знаешь, мой девиз: «Доверяй, но проверяй!», — миролюбиво отозвалась Рени и ещё тесней прижалась к мужу. — Слушай, мне до сих пор любопытно, почему ты с ходу женился на мне? Может, перестанешь уже шифроваться и расскажешь, как оно было на самом деле? Хотя уверена, что сработало самолюбие…

— Не говори ерунды! Как будто никто до тебя не строил из себя недотрогу, стремясь привлечь моё внимание.

— Тогда что?

Палевский с любопытством посмотрел на жену.

— А сама не догадываешься? — усмехнулся он.

— Не хочу гадать, сам скажи! — потребовала Рени и Палевский, видя, что она не отстанет, наконец решился:

— После случая с Эльжбетой, я первое время ненавидел женщин — всех, без исключения. Тех, кто тогда осмеливался сунуться ко мне, можно было только пожалеть. Прозрение пришло, когда одна молодая дурочка покончила с собой из-за неразделённой любви…

— Господи! Только не говори, что она была похожа на меня! — воскликнула Рени, не спуская с мужа заинтересованного взгляда.

— А как бы ты поступила на её месте? — пряча улыбку, осведомился Палевский.

— Прости, милый, но я не настолько глупа, — вздохнула Рени. — Иначе, живя с тобой, я бы уже давно повесилась.

— Глупая ты, Кошка!

— Что-то я не понимаю. Таким образом ты намекаешь, что был с самого начала неравнодушен ко мне или на то, что я должна была повеситься, чтобы доказать тебе свою любовь?

— Милая, не глупи! Думаешь, я стал бы терпеть твои выходки, если бы ничего не чувствовал к тебе? Бывало, устанешь как собака собачья, придёшь домой, в надежде отдохнуть, а там ты с грандиозным скандалом из-за очередного слуха о моей очередной любовнице.

— Прости, — вздохнула Рени. — Это я любя.

— Вот и я терпел по той же причине, — скептический взгляд жены обидел Палевского, и он повернулся к ней спиной. — Кошка, хотя бы сделай вид, что веришь, ведь я пытаюсь признаться тебе в любви, — сказал он с досадой.

К счастью, живущий в нём романтичный мальчишка по имени Михаэль вновь вырвался на волю и нашёл нужные слова, чтобы убедить любимую женщину, что это не жалость, а истинные чувства. «Прости, родная, что за столько времени я не нашёл в себе мужества сказать, как сильно я тебя люблю!» — с раскаянием воскликнул он в конце своей несколько путанной речи, и Рени с трудом подавила желание как следует стукнуть его. Поцеловав мужа, она вытянулась на кровати и закрыла глаза.

— Кошка, ты что, злишься? — расстроился Палевский.

— Сложно сказать, — не сразу отозвалась Рени. — Я рада и в тоже время, как вспомню, сколько попортила себе крови и нервов, гадая безразлична я тебе или нет… но, как говорится, лучше поздно, чем никогда… И всё же, основное это сумасшедшая радость. Спасибо, родной, за этот последний бесценный подарок.

— Почему же последний, глупая ты преглупая Кошка? — спросил Михаэль и, не удержавшись, тоскливо выдохнул: — Господи, как же мне жить без тебя?

— Долго и счастливо! Только так и не иначе, — твёрдо сказала Рени и от взгляда её немигающих чёрных глаз, глядящих в нечто, открытое только ей, по спине Палевского пробежал суеверный озноб.

***

Наутро Мари, спустившись в столовую, смерила родителей внимательным взглядом и расплылась в ехидной улыбке.

— О! Какие вы все из себя сияющие! Не иначе кто-то сегодняшней ночью хорошо порезвился в кровати, — заметила она, опустившись на своё место.

Палевский и Рени переглянулись, а затем с дружным вздохом отвесили ей ментальную оплеуху. Правда, на этот раз её не лишили кофе, что вызвало у Мари некоторое недоумение, но она списала это на хорошее настроение родителей.

Когда завтрак закончился, и девушка убежала к друзьям, Палевский и Рени поднялись к Аннабель. Девочка сидела за компьютером; сеанс онлайн-связи с преподавателем закончился, и она с прилежанием отличницы трудилась над домашним заданием. При виде хозяина дома она вспыхнула и, вскочив из-за стола, крепко сцепила ладошки.

«Не бойся, детка! Всё будет хорошо», — сказала Рени, увидев, что девочка чуть ли не до обморока испугалась, когда Палевский приказал ей подойти к нему. Когда он пропорол вену и Аннабель всё же упала в обморок, но уже по причине потери большого объёма крови, Рени нахмурилась и тронула его за руку. «Дорогой, поторопись!»

Палевский смерил её долгим взглядом. «Обещай, что не уйдёшь из дома», — потребовал он. Но Рени была не из тех, кто поддаётся на шантаж. «Что ж, тогда я уйду вместе с ней, терять-то мне особо нечего», — резко сказала она и полоснула себя когтём по запястью.