Колыбельная для жандарма

– Я говорил, прямо в память, – чуть не запрыгал нейролог. – Куда теперь нас уведут ее грезы? Испарения Морфея, так сказать?

Долговязый Фунт глянул на коллегу сверху вниз и снова обратился к Кройстдорфу:

– Вы видите что-нибудь подозрительное вокруг?

Тот повертел головой и пожал плечами. Горы как горы. Водопад как водопад.

– Давайте пойдем за той змеей, в расщелину, – предложил он. – Единственное, что скрыто и не может быть осмотрено с нашей позиции.

Светила закивали, хотя обоим очень не хотелось лезть в дыру. Втроем они поднялись по склону, перешагивая через сухие ошметки сброшенной прошлогодней шкуры монстра. И, нагнув головы, полезли в темноту, ожидая, что в нос вот-вот ударит запах серпентария.

Вместо этого впереди замаячил свет, причем шедший из окна с витражом. На каменный сланцевый пол ложились цветные блики. Потом они вдруг запрыгали по дубовому паркету, по толстенному ковру с ворсом выше щиколотки, и Кройстдорф со спутниками вступили в библиотеку старинного лондонского дома. О том, что дело происходит в Англии, говорили не только ожидания, но и особый переплет оконных рам, где нижние стекла вдвигались наверх.

Теперь Елена сидела у стола, в кресле с высокой готической спинкой, вырезанной в виде церковной розы. Напротив нее брат Павел – шеф безопасности знал его по фотографиям, он держал сестру за обе руки и, улыбаясь, внушал что-то, как маленькой:

– Цивилизация всегда побеждает дикость и невежество. Поколения наших оппозиционеров находили здесь дом. – Хозяин обвел глазами стены, на которых в темных рамах висели портреты Герцена, Бакунина, Кропоткина и Засулич.

– Разве ты не помнишь, чем обернулись их усилия? – устало возразила Елена. – Здесь они были респектабельны, а что предлагали нам? Горы трупов. Диктатуру. Лагеря.

– Они же не знали. Не думали, что так все обернется. – Павел досадливо поморщился. – Идея-то прекрасная: справедливость, равенство, свобода. Но в России всегда… во все века людей кидали в топку. Мы собой только испачкали великое. Теперь из-за нашего национального варварства на светлых ризах грязь и кровь! Но сам-то рецепт верен.

– Почему бы кому-нибудь другому не попробовать на себе? – иронично бросила Коренева. – А мы посмотрим со стороны. Да брось ты, Паша. Все революции имеют одно правило: четверть населения минус, на двадцать лет задержка в развитии.

– Я бы тут поспорил. – В распахнувшуюся дверь вступил Иван Осендовский, высокий белокурый молодой человек, прямо-таки лучившийся радостью навстречу невесте.

– Да не хочу я с тобой спорить. – Елена встала и повернулась к нему. – Дома наспорились. Пойдем гулять!

Тут Кройстдорф ощутил первый укол. Он как будто не просто увидел, а почувствовал то, что ощущала Коренева. Молодая дама хотела немедленно сцепиться с женихом руками, всей кожей ощутить его тепло, обонять давно забытый родной запах, клониться головой к плечу…

«Стой! Не надо!» – едва не закричал Алекс.

– Они нас не слышат, – насмешливо бросил Фунт.

Парочка шла по улице к Вестминстерскому аббатству. Елена явно намеревалась осмотреть все могилы знаменитостей, чтобы потом хвастаться на лекции.

– Ну и чем ты тут зарабатываешь? – не без нотки превосходства в голосе спросила она жениха.

– Ты же видела, у нас с Павлом фотоателье, – отозвался Осендовский.

«Такой дом на доходы от мастерской не арендуешь», – подумал Кройстдорф.

– Что-то больно роскошно с отцифровки селфи в нужном разрешении, – усомнилась Елена.

Спутник дернул плечом.

– Мы пишем статьи. Выступаем в печати. Тут хорошо платят.

– Если писать то, что заказывают.

– Не цепляйся. Везде так. Работа есть работа. Да и мастерская не так уж плоха. Отечественные идеи движущихся голограмм на их технике – очень высокое качество. Никто не умеет так доводить технологию до ума, как англичане.

«А немцы?» – возмутился Кройстдорф.

– А немцы? – точно за ним повторила Коренева и сама удивилась своим словам: явно не ожидала их. Молодая дама с подозрением огляделась вокруг, но никого не увидела.

– Тебе стоит остаться тут, – настаивал жених.

Они уже блуждали между надгробий, и происходящее показалось Кройстдорфу святочной страшилкой для невест.

– А мои дети, то есть студенты? – опешила Елена. – Нет, я не хочу. Мне нравится преподавать. Что я тут стану делать? Фотографировать голых девочек вокруг пожилых знаменитостей? Я же видела, чем вы в реальности занимаетесь.

На Осендовского ее слова не произвели впечатления.

– За это просто лучше всего платят. – Он пожал плечами.

– Как и за выдумки про нашу невеселую жизнь…

– Ты сама признаешь, что жизнь «невеселая».

– Но ведь и не такая, как в вашем «Набате», – помянула профессорша сайт жениха.