Скорее всего, Джозеф и Франклин. Живучие оказались.
Ноэл откашлялся.
– Когда ее выписывают?
Не приведи Господи.
– Никому я не говорил, понятно? Я спрашиваю, когда миссис Керриган выписывают из больницы?
Значит, есть еще в запасе двадцать четыре часа, может быть, сорок восемь. Потом она начнет нас искать… Ей, конечно, захочется самой вырывать нам зубы пассатижами, но в то же время ничто ее не остановит в любое время послать своих псов за Элис и за мной, чтобы убрать нас с горизонта. И держать в холоде и голоде, пока она не будет готова заняться нами.
Парень в бейсболке больше не появлялся.
Я моргнул. Взглянул на мобильник.
– Спасибо, Ноэл.
Я отключился.
– Эш? – В дверях гостиной стояла Элис, в одной руке бокал, в другой пивной стакан. – Я тебе колу принесла.
– Спасибо. – Холодная, коричневая, сладкая и с пузырьками. И все равно от нее почему-то смертью отдавало.
– Значит, так… Мы заказываем пиццу, тебе хочется чего-нибудь особенного или возьмешь какой-нибудь салат, и вообще, что ты здесь делаешь?
Я повернулся спиной к окну:
– Ничего. Просто дышу воздухом. Про Хитрюгу думаю.
Она посмотрела на папки с делами, разбросанные по расшатанному столу. Жертвы и места обнаружения тел. Результаты вскрытий. Свидетельские показания.
– Ты бы успокоился ненадолго. Отключись минут на десять.
Отколупнул ногтем кусочек лака, оставив на ручке трости белую полоску.
– Он мой друг. И в беду он попал только из-за… Она сделала это с ним из-за меня. Я в полном дерьме, Элис. Я должен был убить ее, когда была возможность.
– Ты не можешь…
– Если бы я это сделал, то Паркер был бы жив. И с Хитрюгой ничего бы не случилось.
И я бы не провел два года в тюрьме. И попал бы на похороны моих девочек. И не стоял бы у окна в ожидании, когда бешеные псы явятся за нами.
И не совершил бы эту ошибку снова.
Элис положила мне руку на плечо:
– Думаешь, она придет за нами? Миссис Керриган?
Выдавил улыбку:
– Нет. Не глупи. Она за Раскольника возьмется. Мы ведь ее пальцем не тронули, правда? Это все из-за него.
Элис посмотрела на меня, моргнула. Попыталась скрыть вздох. Потом кивнула:
– Тебе надо сделать перерыв. Длительные периоды сосредоточенности истощают возможности мозга перерабатывать новую информацию и устанавливать связи. Хватит пятнадцати минут. Спустись вниз, поспорь с профессором Хантли или подразни констебля Купера. Или тупо посмотри телевизор и дождись, когда привезут пиццу. – Вытянула руку и постучала мне пальцем по лбу: – Позволь маленьким серым клеткам немного отдохнуть. Возможно, они чем-то тебя порадуют, когда вернешься.
Я спустился вслед за ней по кривым деревянным ступеням на кухню паба – сплошь запыленная нержавеющая сталь и запах дешевого жира, – потом, через хлипкую дверь, мы вышли в бар. Телевизор на стене все еще показывал «Новости 24». Какой-то жирный парень в костюме отказывался отвечать на вопросы, которые задавала ему ведущая.
–
Я взял пульт с барной стойки, выключил звук. Джейкобсон стоял у белой доски, бокал красного в одной руке, в другой руке маркер, рисовал прямоугольники и линии, заполнял их плотными блоками маленьких букв.
Доктор Константайн сидела у барной стойки с бутылкой сидра и пачкой чипсов, перебирала фотографии посмертных вскрытий. Посмотрела на меня, скорчила гримасу:
– Трупы жертв проверяли на изнасилование, но ни спермы, ни чужих лобковых волос не обнаружили. Влагалищных кровоподтеков тоже нет. Нет ничего, чем мы можем прижать Дочерти.
Хантли и Купер сидели каждый в своем углу, согнувшись над ноутбуками. Хантли, с банкой джин-тоника в руках, был похож на самоубийцу. Отхлебнул:
– Нельзя ли обойтись без влагалищных кровоподтеков? Кое-кто пытается сосредоточиться…