Мико заворожённо наблюдала за представлением, почти забыв, как дышать. Барабаны оглушительно стучали, звук проходил через всё тело, заменяя собой биение сердца и отдаваясь в костях. Райдэн рядом тоже увлечённо наблюдал за представлением, растеряв всю свою насмешливость.
– Вы, люди, очень забавные, – пробормотал он, а Мико каким-то чудом скорее почувствовала, чем услышала эти слова.
Её вдруг снова охватило уже знакомое чувство чужого прикосновения, на этот раз мимолётного, предназначенного не ей, а всему вокруг. Но не успела она поймать и разглядеть это чувство, как бумажный дракон последний раз взметнулся вверх и обрушился на площадь. Актёры ударили дракона по бокам, и Мико разглядела знакомую жёлтую бумагу для заклинаний. Монахи сложили несколько замысловатых знаков пальцами, и дракон вспыхнул!
Лёгкая, охваченная пламенем бумага отделялась от тела дракона, с дымом взмывала в воздух и рассыпалась сотнями рыжих искр. Толпа ликовала, отпуская ввысь принесённые бумажные фонарики, гул барабанов стал ещё мощнее, актёры танцевали вокруг дракона, то наклоняясь, то распрямляясь, следуя за быстрым, магическим ритмом. Мико наблюдала за огнями, затаив дыхание. Яркие капли фонарей медленно поднимались всё выше и выше, становясь звёздами и созвездиями, разгоняли тьму и согревали холодные небеса.
Дракон сгорел почти мгновенно, и когда ветер унёс его прах в ночь, вместе с сотнями светлячков бумажных фонарей, барабаны стихли.
– Приветствуем тебя во дворце, Великий Императорский Дракон! Верный воин, друг и названый брат Сияющей Богини! – выкрикнул один из монахов, и все собравшиеся синхронно поклонились. – Хранитель Гинмона и страж императорской семьи, с возвращением!
Монахи снова поклонились, подхватили паланкин и под ритмичный бой барабанов понесли вверх по лестнице. Когда они достигли вершины, император, императрица и их спутники, поклонившись, отступили в стороны, пропуская паланкин. Повернулись, даря ещё один поклон толпе, и вслед за монахами скрылись во дворце. Там они разместят дракона в специальной комнате на верхнем этаже и всю ночь будут читать молитвы о том, чтобы дух дракона облюбовал новое место и принёс процветание стране.
Едва двери дворца закрылись, загремела музыка, актёры, прежде державшие дракона, встали в круг и достали вееры-утива. Многие в толпе последовали их примеру и образовали внешний круг, потом ещё один и ещё, пока и Мико с Райдэном не стали частью одного из таких кругов. А потом… Потом все начали общий танец.
Словно гигантское живое море, люди двигались практически синхронно. Движение зарождалось в центре, там, где актёры танцевали свою – идеально отточенную часть, – эти нехитрые движения подхватывал следующий круг и передавал дальше. Мико тоже танцевала, потому что просто не могла не танцевать. Шаг, поворот, вскинуть веер – у Мико вместо него была пустая ладонь, – развернуть его и положить на рукав. Шаг назад, вдох, поворот, веер скользит параллельно земле, чтобы встретиться со второй рукой.
Когда Мико развернулась, то увидела спину Райдэна, – он тоже танцевал. С веером из ветряного клёна в руках.
Усталость исчезла, мир исчез – осталось только дышащее, единое человеческое море, облачённое в маски ёкаев. И один настоящий ёкай – неотделимая часть этого моря.
Один танец перетекал в другой, а потом в следующий, и Мико уже показалось, что они так и будут танцевать без передышки до самого рассвета. Но вот барабаны наконец смолкли, и люди, весело хлопая в ладоши, рассыпались по площади и стали утекать по улицам, которые в этот поздний час и не думали спать, готовые угощать жителей едой и горячим чаем.
Пока Мико пыталась отдышаться, Райдэн раздобыл где-то две чашки чая и две палочки с данго [10]
, политых сладким сиропом. Люди отдыхали и ели на специально сооружённых для фестиваля широких скамьях, покрытых красной тканью. Мико, ловко пробравшись сквозь толпу, сумела занять свободную скамью под чёрной сосной, на пушистой ветви которой висел бумажный фонарь.Едва она села и скинула с ног дзори, её одолела страшная усталость, которую до этого ненадолго удалось спугнуть весельем. Застонав, Мико опрокинулась на спину, как делали многие уморённые танцами люди на соседних лавках, и принялась жевать упругий шарик данго. Самый вкусный шарик данго в её жизни.