Колыбельная Кассандры

Ее врач-психотерапевт признавался, что жертвенная красота Кэрри, неосознаваемая ею самой, в сочетании с бесподобной сексуальностью и непреодолимой притягательностью заставляют мужчин сходить с ума от желания и первозданной агрессии. Этим он объяснял отвратительную, как гниющая и разлагающаяся плоть, трагедию их семьи.

Кассандра была взрослым человеком. Она привыкла существовать в банке, полной живых и мертвых червей, которой представлялась ей семья. Она стоически трепетно и тщательно воспитывала в себе умение любить людей несмотря ни на что. Прежде всего своих близких, поправлялась она, старательно вторя эзотерическим брошюрам. Бабушку она почти любила за хирургическую жесткость и убийственную меткость слова.

Был еще один повод для настроения более отвратительного, чем обычно, — рукопись очередного сборника стихов наконец-то отправлена в издательство. Это вызывало у Кассандры непроизвольное ощущение запретного и неправильного счастья, тайного удовлетворения от предвкушаемого ожидания публичного провала. До сих пор только сама себе она признавалась в бездарности и убогости собственных стихов.

Вся ее жизнь постоянно и почти с самого начала осознания была на грани распада. Как будто Кассандра спустила на воду кораблик из промокашки и наблюдала, как он сначала робко, а потом все смелее и смелее набирается влаги и идет ко дну, разлагаясь по пути до состояния мутных хлопьев.

Но теперь у нее появился немаловажный повод для настоящей радости. В данный момент она ехала в отдаленную деревушку, которую ей рекомендовали как место, идеальное для тихой и уединенной жизни известной всему свету поэтессы. Вдали от восторженных поклонников и психически нездоровых фанатов.

Кассандра Барт стала знаменитой в раннем детстве, когда ее стихам присудили «Золотую арфу» на фестивале искусств. Благодаря удивительному таланту и жизни, полной грязных тайн, за которыми с фанатизмом помешанных энтомологов, как за еще неизвестным науке насекомым, охотились толпы журналистов и почитателей, она была одним из наиболее известных литераторов своего времени.

Публика держала потные руки на сбивчивом пульсе ее семейных проблем и скандалов — громкого суда над бабушкой, убившей своего сбежавшего мужа; психической болезни матери; многочисленных подробностей, связанных с личной жизнью.

Но мало кто знал, и еще меньше кто в состоянии был увидеть и понять ее настоящую беду, терзавшую свою жертву с упорством, неотвратимостью и жестокостью стаи орлов, выгрызающих ежедневно заново отраставшую печень Прометея.

Глава 2

Самая большая беда в жизни знаменитой поэтессы была в том, что ее давно уже оставил талант. В одно прекрасное утро взял и испарился, причем почти сразу, как осиял своим божественным неземным светом рыжую и сероглазую голову девочки. Без предупреждения, без намека на конец.

Живой гений перестал дышать в ее стихах. Но к этому времени она приобрела имя, достаточно громкое, и звания, достаточно гремучие, чтобы эту катастрофу мог разглядеть кто-то, кроме пытливого и мудрого читателя. А ведь таких в наше время нечасто сыщешь.

На несчастье или счастье, подмену никто не заметил. Как соседи бедной женщины, в люльку которой эльфы вместо ее родного дитя подложили свое уродливое отродье, никто бы и не поверил, открой им Кассандра свою тайну. И она выкармливала «детей» — уже действительно своистихи (а не божественные строки, амброзией спущенной свыше, как было ранее). Совсем как та бедная женщина, вскармливала молоком чудовище, которое убило ее кровинку.

Кассандра продолжала писать, но отнюдь не под давлением властной в своем эгоизме матери. И не только из страха, что хоть в чем-то разочарует толпы людей, поверивших в ее талант, зависевших от нее и так бесконечно высоко оценивших ранние стихи, под которыми стояла ее подпись. Хотя обман пугал ее настолько, что она просыпалась в холодном липком бреду глухими ночами, в мерзком и беспомощном омуте страха. А потому стоически продолжала нести тяжкое бремя ранней славы. Даже более того, постепенно стала мастером самовыражения. Она изучила творения и авторские методы всех самых великих поэтов, в особенности Эмили Барт, с которой чаще всего сравнивали ее ранние стихи.

Кассандра достигла поистине невиданных доселе высот в своем ремесле. С безумством проклятого кузнеца или ювелира, продавшего душу дьяволу, она выковывала и выпаивала филигрань мертвого, бездушного стиха все искуснее раз от раза. В ее поэзии отныне изысканная и замысловатая новая форма подменяла прежний простой и чистый смысл.

Лишь изредка из рукоплещущего зала раздавались голоса тех, кто задумывался о разительных переменах в ее лире. Их тут же зашикивали оголтелые поклонники, привыкшие ориентироваться не на собственный слух и вкус, а на громкие имена и награды.