Колыбельная Кассандры

— А другой сообщник известил нас о месте, где можно найти улику, — саркастично подхватила девушка. — Уна — бодрая старушка, но кто ее возьмет в сообщники? Сами убийства ничем не связаны, кроме ножа. Возможно, наш убийца даже не знает, что кто-то еще за ним наблюдает… В таком случае мы дураки, раз, вместо того чтобы выяснить все, что знает Уна Великолепная, шатаемся в дурацких катакомбах.

— Нет. Мы хорошо проводим летний уик-энд, — поправил ее агент.

— Простите? — не поняла девушка.

— Сегодня выходной, — доброжелательно пояснил Гейбриэл.

— Это не имеет никакого значения во время расследования двойного убийства, — жестко сказала Кассандра, отряхивая с рук крошки вкуснейшего кекса, приготовленного миссис Элден. — Закругляемся.

Они продолжили тщательный осмотр подвалов, не пропуская ни закоулка. В каждой келье они внимательно проверяли все ниши, бреши в кладке, подозрительные кучи мусора и камней.

Тем временем агент тихим и вежливым голосом изложил свою версию печальной судьбы Эмили Барт.

Глава 7

Солнце было везде. И оно было огромным. Такого огромного, красного и горячего солнца, как на Ямайке, не было больше нигде в мире. Впрочем, тогда, до десяти лет, она думала, что весь мир — это остров. Даже не остров, а их огромное поместье.

В отличие от других детей, она и брат не знали, что когда-то существовала мама. «Кто это?» — спросила девочка однажды у няни. «Ах, дитя, — вздохнула та в ответ, — это та, благодаря которой ты живешь».

Поломав голову над таким странным, ничего не говорящим объяснением, Эмили на время забыла об этом. Очень скоро удостоверившись в глупости доброй старой рабыни, которая вынянчила всех детей хозяина плантаций, девочка стала думать сама над этим вопросом, отчего-то занимавшим ее гораздо больше, чем брата.

Малышка росла крепкой и здоровой, чем радовала родных, и принимала это как должное сама. Сначала мир для нее был заселен всевозможными героями сказок, которые рассказывала ей на ночь няня.

Джунгли, зеленой стеной стоявшие недалеко от границы поместья, дальше которой девочке заходить было запрещено, казались маленькой Эмили необыкновенно страшными и заманчивыми благодаря их предполагаемым обитателям.

Постепенно она поняла, что, кроме сказочных персонажей, лес был заселен и вполне реальными животными. Разноцветных птиц, маленьких игуан с ловкими черными, как у рабов, пальцами, медлительных черепах и другую живность приносили из леса слуги для развлечения маленьких господ. Животные жили в просторных деревянных клетках за домом. У одной из ее сестер была ручная птица-доктор. Птица в яркой зеленой манишке грустно сидела в клетке и нервно водила своим длинным раздвоенным хвостом.

Иногда по ночам в окна, раскрытые для того, чтобы воздух свободно развевал белоснежные занавески и полог над кроватью Эмили, вплывали звуки барабанов и тягучие заунывные песни, распеваемые рабами у костров. Прислушиваясь к однообразным глухим звукам, девочка слипавшимися глазами следила за золотистыми тенями на стенах, которые отражали всполохи огня.

Эмили любила игры, свободу и простор. Няня, все время всплескивая руками, пыталась уследить за ней и верещала, что девочкам не полагается так быстро бегать, или залезать на деревья, или охотиться на тигров.

Про тигров Эмили прочла в детской книжке. В общем, это была книжка брата, а не ее. Но ей казалось, что у Эдварда все самое лучшее. Она постоянно старалась с ним соперничать. Девочке казалось, что отец недоволен ею из-за чего-то, сердится за какой-то проступок, о котором она забыла, и поэтому предпочитает брата.

Постепенно у нее вошло в привычку соревноваться с братом, а значит, заниматься всем, чем занимался мальчик. Грамоте они учились вместе, вместе смеялись над слепым пастором, начавшим преподавать детям древние языки и мировую историю. Французскому их обучала гувернантка старших девочек, итальянскому снова пастор. Уроки географии, астрономии и математики взял на себя молодой инженер, помощник управляющего.

Она была единственной девочкой в семье, которая могла вычислять логарифмы. Но это ее не занимало вовсе. С одним лишь братом она могла сравнивать себя. Сестры были анемичными и довольно скучными созданиями. Они предпочитали поздно вставать, делать букеты из садовых цветов, после полуденного сна занимались в женской гостиной вязанием и вышиванием. Такая жизнь была не по Эмили, которую очень скоро в семье стали именовать уменьшительно-ласкательным прозвищем Ли.

Она-то занималась увлекательными делами. Смотрела на звезды в заказанный и привезенный из Европы телескоп. Читала поэмы на древнегреческом. И в отличие от Эдварда, делала заметные успехи в математике. Да она с радостью дерптского студента душу дьяволу продала бы за то, чтобы доказать всем, что лучше брата.