Колыбельная [litres]

Дом на семнадцатой. Называется Лумис-плейс. Лумис-плейс, многоквартирный восьмиэтажный дом из красного кирпича. Может быть, кто-нибудь с пятого этажа? В конце коридора. Молодой парень. Сегодня утром я обнаружил на потолке пятно. Потолок сильно протек.

У парня с бачками звонит мобильный.

Нэш вынимает пальцы изо рта и причмокивает губами. Скосив глаза, он рассматривает свои ногти.

Мертвый парень был наркоманом. Многие жители этого дома – законченные наркоманы. Я спрашиваю у Нэша, не умер ли кто-то еще в моем доме. Может быть, вчера ночью в Лумис-плейс умерли несколько человек?

Парень с бачками берет свою девушку прямо за волосы и отрывает ее от своего рта. Другой рукой он достает из кармана мобильный и подносит его к уху:

– Алло?

Я говорю, что если там кто-то умер, то все они умерли «без очевидной причины».

Нэш водит пальцем по луковому соусу у себя на тарелке и говорит:

– Ты живешь в этом доме?

Да, я уже говорил.

Парень с бачками говорит в телефон, по-прежнему держа девушку за волосы:

– Нет, радость моя. – Он говорит: – Я сейчас как раз в кабинете у доктора, и новости не особенно радостные.

Девушка закрывает глаза. Она запрокидывает голову и пытается освободить волосы.

А парень с бачками говорит:

– Нет, похоже, что метастазы есть. – Он говорит: – Нет, я в порядке.

Девушка открывает глаза.

Он ей подмигивает.

Она улыбается.

Парень с бачками говорит в телефон:

– Да, это многое значит. Я тебя тоже люблю.

Он отключает мобильник и притягивает девушку к себе.

Они снова целуются.

Нэш берет со стойки десятку и убирает в карман. Он говорит:

– Нет. Я ничего такого не слышал.

Нога девушки соскальзывает с приступочки. Она смеется. Она снова встает на приступочку и говорит:

– Это она звонила?

А парень с бачками говорит:

– Нет.

И все случается помимо моего желания. Я просто смотрю на парня с бачками, и у меня в голове проносится баюльная песня. Песня, мой голос в душе, голос судьбы – отзывается во мне эхом. Помимо воли. Чисто рефлекторно. Все происходит так быстро, как будто я просто чихнул.

Нэш говорит, дыша мне в лицо луком:

– Странно, что ты об этом спросил. – Он отправляет в рот палец в луковом соусе.

И девушка возле стойки говорит:

– Марти?

А парень с бачками медленно сползает на пол, цепляясь за стойку.

Нэш оборачивается посмотреть.

Девушка опускается на колени рядом с парнем, который теперь лежит на полу, и говорит:

– Марти?

Лак у нее на ногтях – ярко-малиновый с блестками. Ее малиновая помада вся размазана по губам парня.

Может быть, парень и вправду был болен. Может быть, он подавился вишенкой из коктейля. Может быть, я никого не убил – еще раз.

Девушка поднимает глаза, смотрит на Нэша, потом – на меня. Ее лицо влажно блестит от слез. Она говорит:

– Кто-нибудь знает, как делается массаж сердца?

Нэш снова макает пальцы в луковый соус, а я переступаю через тело на полу, хватаю пальто и иду к выходу.

Глава тринадцатая

Возвращаюсь в редакцию. Уилсон из международного отдела интересуется, видел ли я сегодня Хендерсона. Бейкер из литературной редакции говорит, что Хендерсон не звонил, чтобы предупредить, что он болен. Ему звонили домой, но к телефону никто не подходит. Олифант из редакции спецрепортажей говорит:

– Стрейтор, ты это видел?

Он показывает мне объявление:

ВНИМАНИЮ КЛИЕНТОВ ФРАНЦУЗСКОГО САЛОНА КРАСОТЫ

В объявлении сказано: «Вы посетили тамошнего косметолога и у вас на лице остались рубцы и шрамы?»

Номер, который стоит в объявлении, – новый. Я его раньше не видел. Я звоню по указанному телефону, и мне отвечает женщина:

– «Гренка, Грымза и Гаррота», юридические услуги.

Я вешаю трубку.

Олифант подходит к моему столу и говорит:

– Пока ты не ушел, скажи что-нибудь хорошее про Дункана. – Он говорит, они готовят статью памяти Дункана, человека и журналиста, и собирают добрые отзывы сослуживцев. Кто-то из отдела искусства рисует его портрет по фотографии с пропуска. – Только с улыбкой, – говорит Олифант. – С улыбкой и больше похожим на человека.

По дороге сюда из бара на Третьей я считал шаги. Чтобы чем-то занять свои мысли. Я насчитал 276 шагов, а потом, на углу, парень в черной кожаной куртке просвистел мимо меня со словами:

– Проснись, придурок. Пешеходам зеленый.

Все происходит само собой. Непроизвольно, как зевок. Я смотрю парню в спину, и баюльная песня звучит у меня в голове.

Он идет впереди, переходит улицу. Заносит ногу, чтобы ступить на тротуар на той стороне, но нога ударяется о поребрик, и он плашмя падает на асфальт. Ударяется головой. Звук такой, как будто на пол упало яйцо – только очень большое яйцо с мозгами и кровью внутри. Его руки безвольно лежат вдоль тела. Носки его черных ботинок свешиваются с края тротуара и нависают над водостоком.

Я переступаю через него и считаю – 277. Считаю – 278, считаю – 279…

За квартал до редакции улица перекрыта барьером для скачек. Офицер в темно-синей форме трясет головой:

– Вам надо вернуться и перейти на ту сторону улицы. Эта сторона закрыта. – Он говорит: – Там фильм снимают. Прохода нет.