«Красивая, конечно, тварь, – думал он, неторопливо шагая к дому, – но десяти штук баксов все же не стоит. Переборщил Лешка. Хотя, с другой стороны... Теперь-то я себе и не такое могу позволить. И с одним золотом не бедствовал, а теперь, когда платина пойдет, можно будет не то что павлинов, слона из Африки выписать! Нет, точно, о тех бабках жалеть не стоит – в конце концов, у кого еще на Колыме свои павлины есть? Рассказать ведь кому – не поверят». Тут Лопатников снова помрачнел. Рассказать... Ему про этих птах и рассказать-то даже некому. На этом долбаном прииске половина народу и слова-то «павлин», наверное, не знает, а вторая половина думает, что это порода собак. Эх, среди какого отребья жить приходиться! А он-то, когда из лагерной охраны уходил, так надеялся, что со всеми этими сволочами дело иметь больше не придется! Ладно он сам – а каково там Дашке? И ведь сколько раз ей предлагал – уезжай оттуда, живи как нормальный человек. Не соглашается. Говорит, что одного его оставлять не хочет. Да, с тех пор как он на пенсию уволился и золотую делянку нашел, получается, ничего и не изменилось. Хотя, как сказать. Когда он начальником лагеря работал, такого дома у него не было. Так что жаловаться, пожалуй, не стоит. Вот только Дашка...»
Лопатников тяжело вздохнул. Он уже так привык к жизни на прииске, что ему и в голову не приходило, что можно к лешачьей бабушке повыгонять всю полууголовную сволочь, которая там работает, и нанять нормальных людей. Впрочем, с другой стороны, он прекрасно понимал, что нормальным и платить придется по-другому. У тех же, кто пашет на прииске, сейчас в большинстве своем просто другого выхода нет – больше половины таких, кого уже и уголовный мир приговорил, и менты с фонарями ищут. Вот и пашут за одну жратву. Кроме того, Лопатников за время работы начальником зоны привык к неограниченной власти над людьми. Такая власть у него сейчас на прииске была – в случае чего он мог провинившегося хоть пристрелить – никто его искать не будет. Пару раз, кстати говоря, Лопатников именно так и поступал. А пару раз и не так – невезучие рабочие умирали куда более паршивой смертью.
А если работать по-нормальному, то и власти такой не будет. Однако все эти соображения Лопатников наружу обычно не выпускал, предпочитая просто сетовать на судьбу и жалеть себя, любимого.
Миновав небольшой бассейн, Лопатников поднялся на крыльцо дома, украшенное прихотливой резьбой по дереву. Мастера, который ее делал, пришлось в свое время на три дня брать с одной из зон за ящик вина. Да и то – так дешево это обошлось только потому, что начальник той зоны был старым знакомым. О том, что такие «обмены» здорово напоминают самую натуральную работорговлю, Лопатников никогда не задумывался. Когда он сам был начальником лагеря, ему тоже неоднократно доводилось так поступать, и он привык к этому порядку вещей как к чему-то совершенно естественному.
Боль в спине тем временем немного поутихла, и настроение Лопатникова стало улучшаться. Открыв дверь, он сразу же увидел идущего ему навстречу брата.
– А, ты сам возвращаешься, Димка. А я уже за тобой идти хотел, – сказал Алексей Лопатников, старательно изображая на лице радость. – Пойдем поедим, все уже готово.
Дмитрий тепло улыбнулся и кивнул. Ему не приходилось напряженно изображать радость – младшего брата он действительно любил. Да и прогулка перед едой все же пошла ему на пользу – появился аппетит.
Братья прошли в столовую, сели за стол и принялись за еду. А еда была хороша – густые, жирные щи, овощное рагу с мясом, плов, штук пять разных салатов, фаршированные чем-то уже совершенно невообразимым, яблоки и еще целая куча разных блюд – повар, нанятый Лопатниковым-младшим, полностью оправдывал свою зарплату. А платили ему две штуки зеленых в месяц.
– Хорошо-то как, – выдохнул старший из братьев, откидываясь на спинку стула и поднося к губам высокий бокал с красным вином. – Надо мне взять с собой на прииск пару ящиков коньяка и вина. А то сколько можно спиртягу глушить. И ведь сколько раз уже собирался. А все время в последний момент забываю. Ты бы мне, Лешка, напомнил, что ли.
– Да что ты, Димка, дурью все маешься? – отозвался младший. – Вот прямо лучше тебе в этом гадюшнике станет от коньяка. Перебирался бы ты лучше сюда. Давно уж пора – для чего ты этот дом построил, если сам здесь почти не бываешь? Да и Дашку жалко. Что она там в тайге видит? Только этих твоих уголовников. О себе думать не хочешь, так хоть о ней бы подумал.
– А прииск я на кого брошу? Ты, что ли, меня заменить возьмешься?
– Назначь кого-нибудь из своих. Ну хоть начальника охраны.
– Нет, – решительно ответил старший брат. – Вот уж кому-кому, а этому кадру доверять нельзя. За ним присматривать нужно как следует. Кто это кроме меня сделает?
– Эх, Димка! Ну хоть Дашку тогда в город отошли! От нее-то там никакой пользы нет. Подумаешь – фельдшерица! Найдешь уж как-нибудь другую, не самая, чай, дефицитная профессия.