Колымская повесть

К стаду оленьи упряжки накатали настоящую тропу, так что заблудиться не опасаюсь. К тому же долина здесь узкая, справа и слева сопки, как бы ни шел, а все равно наткнусь на стадо.

Утро, как и вчера пасмурное, в вершинах лиственниц пошумливает ветерок, изредка сеет снежная крупа. Но настроение нормальное. Вчера был вертолет, и я успел отправить письмо маме и Зосе Сергеевне. Письма получились совершенно одинаковыми. С той лишь разницей, что Зосе Сергеевне в конце письма написал: «Оказывается, здесь не целуются, а трутся носами и нюхаются. Тебе бы понравилось. Тем более, что ты настоящая шаманка, и тебя бы все очень любили, потому что такой раскошной шаманки у них еще никогда не было…»

Ах, как мне хотелось спросить ее хоть словом, хоть буковкой о Тышкевиче!..

Баба Мамма опекает меня, как маленького, и вчера напустилась на Толика за то, что он хотел забрать меня в свою ярангу. Мол, я ее гость, здесь меня ничем не обижают, а у Толика в яранге никакой женщины. Разве может городской человек жить без женщины?

Правда, бывший кулак Элит зыркал на меня весь вечер, словно это я его раскулачил. Но ничего — обойдется. У них в бригаде не хватает едва ли не половины пастухов, а я в тайге совсем не чечако. Вот и сегодня, при пересчете оленей может пригодиться даже трехлетний ребенок, а не за горами отел оленей. То важенка с теленком отстала — нужно кому-то возвращаться и подгонять к стаду, то медведи закружат вокруг оленей, то вдруг случится откол и придется его искать. А кто будет в это время караулить основное стадо? К тому же, оленина им приелась, рыбу ловить некогда, да и не такие они мастера на это дело. А я завалю ленками и хариусами все стойбище.

Идти по нартовой дороге трудно. Если правая нога еще кое-как помещается в оставленной нартовым полозком колее, то левая проваливается, чуть ли не до колена. К тому же, я не привык ходить в торбасах, и на одной из колдобин едва не вывихнул ногу. Нужно быть поосторожнее, а то, как бы, и вправду, Элит не накаркал беды…

Зима близится к концу, и у полевок началось великое переселение. То и дело нартовую колею пересекают оставленные мышиными лапками строчки. Там, где колея поглубже, полевки падают в нее и долго мечутся между высоких скользких стенок, пока не застывают окончательно. Я уже подобрал четыре твердых пушистых комочка и оставил на обочине. Ночью их подберет сова, а может соболь или горностай. Даже олень не откажется от такого лакомства. Однажды на моих глазах олень проглотил целое мышиное гнездо вместе с мышатами, в другой раз съел довольно крупного глухаренка. Цыпленок запутался в высокой траве, олень его хамкнул и принялся спокойно жевать. Челюстями водит туда-сюда, а изо рта выглядывают лапки. Присутствовавшие при этом пастухи ничуть не посочувствовали малышу, а даже наоборот — принялись искать глухарят, чтобы угостить проворного оленя. «Они у нас все кушают! — с восторгом рассказывали о своих подопечных оленеводы. — Папиросы, селедку, куриные яйца и даже газеты. Нельзя только, чтобы олень кушал оленье мясо, потому что сразу много других оленей сдохнет. Грех!»

Когда я огибал невысокую заросшую чахлыми лиственничками террасу, вдруг почувствовал там какое-то движение, повернул голову и увидел орла. Большая темно-коричневая птица поднялась над деревьями и, часто махая крыльями, скрылась за скатом ближней сопки. Проваливаясь в снег чуть ли не по пояс, бреду к тому месту, откуда взлетел орел. Там что-то темнеет. Кажется, олень. Точно, он! Из снега выглядывают рога, расклеванный донельзя бок и задние ноги. Это важенка. Быки сбросили рога еще в начале зимы.

Везде клочья ломкой оленьей шерсти, под которыми проглядывают отпечатки когтистых орлиных лап и мелкие мышиные строчки. Полевки живут под огромным, похожим на морскую звезду, выворотнем и в набегах к оленю протоптали, наверное, тысячу дорожек.

Получается довольно любопытно: здесь полевки грызут оленя, там олень ест полевок. И никто ни на кого не в обиде…

Иду больше часа, но оленьего стада нет и в помине. Несколько раз встречались глубокие лосиные следы, есть наброды зайцев, соболей, белок, росомах. Оленьих нет и единого, хотя не далее, как сегодня утром, Толик говорил, что их стадо пасется всего лишь в трех километрах от стойбища.

Наконец, одном из распадков замечаю давние оленьи копанки. Здесь же натыкаюсь на эвенские могилы. Из перемешанного оленьими копытами снега выглядывают два тяжелых растрескавшихся от времени креста. Один стоит прямо, другой так наклонился, что видна только верхняя перекладина. И здесь на перекладинах крестов пристроены грубо вырезанные из тополя птички…

Нужно будет спросить моих хозяев, охраняют ли эти птички от посягательств медведей? То, что не помогают от зайцев, хорошо видно и так. Зайцы набили к могилам глубокую тропу, срыли вокруг весь снег и иззубрили корешки густо поднявшейся на переворошенной земле пушицы.